— Почему нет?
Харт вздохнул, но ничего не сказал, на его щеке подрагивал мускул.
— Я понимаю, — тихо произнесла Бет. — Вы верите, что он безумен и ни одна женщина не может его полюбить.
— Йен безумен. Комиссия по душевнобольным доказала это. Я там присутствовал. Я видел.
— Тогда почему не оставить его в сумасшедшем доме?
— Потому что я знаю, что они делали с ним. — В этой полутьме могущественный герцог Килморган выглядел больным. — Я видел, что делали эти проклятые шарлатаны. Если он не был сумасшедшим, когда его поместили туда, то там его довели до безумия.
— Ледяные ванны, — сказала Бет. — Электрошок.
— Бывало даже хуже этого. Боже мой, когда ему было двенадцать, они пригибали его полуголым к кровати и привязывали к ней. Чтобы он спал спокойно, говорили они. Мой отец ничего не сделал. А я не мог ничего сделать, это было не в моей власти. В тот день, когда мой отец упал с лошади и свернул свою чертову шею, я поехал в сумасшедший дом и забрал оттуда Йена.
— Йен вам за это благодарен. Очень благодарен.
— Йен не мог даже говорить. Он не смотрел на нас, когда мы разговаривали с ним, не отвечал на наши вопросы. Казалось, его тело было здесь, с нами, а его мозг где-то далеко.
— Я видела его в таком состоянии.
— Так продолжалось долгих три месяца. И однажды, когда мы завтракали, Йен поднял голову и спросил у Керри, нет еще тоста. — Харт поспешил отвести глаза, но Бет заметила в них слезы. — Как будто ничего не произошло, как будто это было совершенно естественно: попросить у Керри тост. Вечерний ветерок шевелил его волосы и бросал локоны на ее лоб. Она смотрела, как один из самых знатных герцогов смахивал слезы.
— Утром я пришлю моего адвоката, — заявил он. — Мы найдем способ признать брак недействительным. Вы ничего не потеряете.
— Я знаю, вы мне не верите, но я никогда не причиню боли Йену.
— Вы правы. Я вам не верю.
Ветер бросал капли воды из фонтана на лицо Бет. Харт поспешил вернуться в дом, но ему преградил дорогу Йен.
— Я говорил тебе, не трогай ее, — тихо произнес Йен.
Харт напрягся.
— Йен, ей нельзя доверять.
Иен шагнул к Харту. Хотя он избегал смотреть Харту в глаза, по его позе и его тону было ясно, что он рассержен.
— Она моя жена, она под моей защитой. Единственное, что я позволю тебе сделать, — это снова объявить меня душевнобольным.
Харт покраснел.
— Йен, послушай меня…
— Я хочу, чтобы она была моей женой, и она останется моей женой, — сказал Йен. — Теперь она Маккензи. И относитесь к ней, как к Маккензи.
