За то, что погиб.
А был бы жив…
Был бы жив, поняла вдруг Паола, позови ее и правда замуж — после всего, что было с ними у гномов… Нет. Не пошла бы. Никогда.
Фабиан подбросил в костер сухих веток, буркнул, дернув подбородком в сторону разворошенной ими копенки сена:
— Иди спать.
Ей показалось, он ждал чего-то. Может, еще ответа, признания. Или просто каких-то слов о Гидеоне. Она ушла молча. Завернулась в одеяло и долго лежала, глядя в ночь, слушая треск костра, негромкое фырканье стреноженного коня, звон комаров, далекий брех деревенских псов…
Что толку? Он мертв.
Это была их последняя ночь в безопасных, не затронутых войной местах. Наутро дорога свернула к холмам. Здесь приходилось глядеть в оба: с одной стороны слишком близко лежали гномьи земли, с другой — дикая степь. И безмолвное напряжение, что так долго копилось между рыцарем и молодой жезлоносицей, все чаще стало искрить предгрозовыми разрядами. Паоле не нравилось, как бездумно и отчаянно Фабиан пришпоривает коня, завидев впереди подходящее место для засады. Как меняется его настроение: от злости к рассеянности, нет — потерянности. Как он замирает над миской, уронив ложку в недоеденную кашу, и сидит, глядя в одну точку, беззвучно шевеля губами. От прежнего Фабиана осталось так мало… почти ничего.
Но хуже всего было то, что Паола, глядя на эту тень, не могла не вспоминать Гидеона. Веселого, заботливого, учившего ее разжигать костер из сырых веток, вышучивавшего ее страх перед ночным лесом. Обнимающего после первого серьезного боя — молодая розовая кожа в обугленных прорехах рукавов, неровные пятна ожогов на лице, кривая улыбка и мелкий бисер сукровицы… Расслабленно закидывающего руки за голову на гномьем корабле: «А я воды боюсь». Твердящего: «Верь, Паола».
Его последнюю улыбку…
И все же Паола держала себя в руках. Повторяла: должен же хоть кто-то сохранять ясный ум. Терпела внезапные приступы резкости, накрывавшие рыцаря в самое, по ее мнению, неподходящее время. Не лезла с заботой: слишком быстро поняла, что от ее сочувствия Фабиан только мрачней делается. Сорвалась внезапно. Им пришлось пересекать спустившийся в долину меж двух холмов снежный язык. Рыцарь спешился, повел коня в поводу, буркнув: «Еще ноги переломает, бес его знает, что тут под снегом». Жеребец фыркал, прядал ушами и рвался вперед, к траве на склоне холма.
День выдался солнечным, белизна снега резала глаза. Паолу трясло, ей чудился далекий вой метели и треск льда. Хруст. Крик. Ее крик — но тогда она не поняла, никогда не думала, что…
