Коготь дракона - Ольга Гартвиновна Баумгертнер

Ночь нагоняла воинов, накидывая на лес черный, непроницаемый, беззвездный полог. Однако мелькнули последние ветви, и отряд Белгора вырвался на открытое пространство. Впереди показался холм, словно увенчанный каменной короной крепости. Северный ветер жестоко трепал флаги на четырех островерхих башнях, а огни факелов в узких окошках замка мерцали рыжими звездочками, почти угасая под яростными порывами. Белгор, сжимая в руке меч с потемневшим от праха нежити лезвием, замыкал отряд, торопил воинов.

— Отступаем к воротам! Живо! — скомандовал он.

Ночь, казалось, следовала за ними по пятам черным стелющимся туманом. Воины, ушедшие из гарнизона на рассвете, возвращались усталые, изможденные битвой. До ворот оставалось пятьдесят шагов. Сорок… Тридцать…

И вдруг острая боль пронзила спину старого воина. Сжалось сердце, рядом с которым в его плоть проникла сталь клинка. И хотя из груди командира вырвался всего лишь едва слышный хрип, верные соратники услышали его, развернулись и бросились к раненому. Белгор обернулся, медленно опустился на колени и боком повалился на землю. Он увидел рядом с собой лицо склонившейся над ним темной эльфийки в черных доспехах. С узкого кинжала, который она сжимала в руке, стекала кровь.

— Во имя Мортис! — прошептала эльфийка.

Белгору показалось, что она вновь ударит его кинжалом, и это будет последнее, что он увидит в жизни. Но тут на нее налетели его воины, и эльфийка отпрыгнула назад с ловкостью дикой кошки. А потом он услышал звон клинков, предсмертные крики его солдат разорвали ночную тишину… Все померкло перед глазами старого воина, и он провалился во тьму…

Когда Белгор пришел в себя и распахнул глаза, не было над головой черного ночного неба и свежий северный ветер не обдувал его лица.

— Где я? — прошептал воин, облизывая пересохшие губы.

Взору Белгора предстал деревянный потолок со старыми, потемневшими от времени и потрескавшимися балками перекрытия. Он сел на узкой кровати, и остатки кошмарного сна развеялись окончательно. В небольшой палате лекаря, служившей одновременно лазаретом, негде было повернуться. Кроме кровати, на которой сидел Белгор, здесь стояло еще пять точно таких же, но все они были пусты. Сам лекарь сидел посреди комнаты за грубо сколоченным столом, растирая в фарфоровой ступке пестиком листья трав. Их терпкий, горький аромат смешивался с медовым запахом горевшей на столе толстой свечи, дававшей очень мало света.