— Сладу нет с малым, — жаловалась Полина. — Присмотри ты, бога ради, за ним, а я уж как-нито отблагодарю.
Только к вечеру и приходила за сыном. Осмотрит его, умытого, чинно сидящего за столом, перелистывающего старый букварь.
— Вот спасибо-то, выручила, — скажет она. А потом обведет глазами пустые углы и добавит: — Хоть бы картинку какую повесила, шифоньер завела. — И тяжко вздыхала, переходя на свое: — Верь не верь, а свету белого не видишь, одна маета. Павел-то мой, слыхала, подрядился Пилипенковой двор уравнять? Бульдозером три часа пахал, а что за работу сказано? «Бери, говорит, солому старую». А на что она мне? Своей трухи некуда девать…
Павел работал в стройуправлении, ночевать домой приезжал на бульдозере. Машина для Полины вроде бы своя, вот и подряжала его — кому горку сровнять во дворе, кому завалинку насыпать, кому торфу на огород завезти. А расчеты с людьми сама вела — брала хлебом, сеном, а больше деньгами. Копейку к копейке собирала. Таила мечту: купить дом в городе и зажить, как люди живут, в радость себе и в удовольствие.
Перед Ниной в долгу не оставалась: с базара вернется — брошку привезет, а то и платочек какой. Цена ему копейка, а все же внимание. А потом решила, что Василек ей, одинокой и безмужней, в большое одолжение и утеху. Брошки-платочки и покупать ни к чему…
Первое время Василек все бегал домой. Прибежит, а дома ни мамки, ни папки. На дверях замок. Двор обежит, надергает моркови с грядок, погоняется за курами и опять к Нине. Однако вскоре привык к ней и никуда уже не бегал — вроде она ему вторая мамка.
— Ты посиди, а я скотину покормлю, — скажет она.
— И я с тобой, — увяжется он.
Пока Нина кормит скотину, все мешает ей, озорует. Поросенок урчит, елозит пятачком по корыту, а Василек обойдет его с тылу, ухватит за хвост, да и ну тащить от корыта.
— Не тронь! — скажет Нина. — Саданет по ножке, станешь калекой, что делать-то будешь тогда?
— Я на одной прыгать буду.
— А вторую сломает, тогда что?
— Папка железные купит, как у дяди Фоки.
— Свои-то лучше.
— Лучше, — соглашался Василек, однако снова дергал поросенка за хвост.
Тем и кончалось, что летел в грязь.
— Попало? — смеялась Нина.
Василек, изнавоженный весь, глаза обиженные, сопит, не знает, плакать или нет. А Нина, чтобы отвлечь его, придумает такое, что и про боль забудешь.
— А хвост у него электрический. Током бьет.
— А чего ж меня не убило?
— Не захотел. Маленький ты, вот и пожалел.
— А где у него выключатель?
