Мы долго молчали. Я не знал, что посоветовать товарищу: моя дальнейшая судьба тоже была неясной: я не знал, сколько еще времени буду работать у мастера.
— Ты вот что, Ёрка, — хмурясь, заговорил Иван Каханов. — Скажи своему отцу… Можете теперь перебираться в курень. Нам такая просторная хата не нужна. Не по силам ее протопить. Я с матерью переберусь в хибарку. А ты… — Каханов покраснел до самых ушей, — спроси отца, сколько он может платить мне за курень.
— Хорошо. Я спрошу, — пообещал я.
— Ну, а теперь займемся вывеской, — деловито предложил Каханов, и по губам его вновь скользнула горькая усмешка. — Теперь эта глупая реклама ни к чему. К счастью или несчастью, батя не научил меня портняжному ремеслу.
Каханов вынес из сеней топор и клещи, оба мы живо взобрались на навес крыльца и без особого труда сбили и сбросили наземь проржавленную насквозь вывеску.
На ней, в грязноватых красных подтеках, еще можно было различить грубо намалеванный доморощенным художником синий казачий чекмень, громадные раздвинутые ножницы и аляповатые буквы:
Портной И. А. КАХАНОВ.
ДЕШЕВО ШЬЕТ И ПЕРЕШИВАЕТ.
Ваня подкинул ногой вывеску — она дряхло задребезжала.
— Ну вот. Теперь все. Одним портным в хуторе стало меньше.
В тот же день я передал разговор с молодым хозяином отцу, а наутро мы со всем скарбом, забыв о бациллах, перебрались из тесной кухоньки в просторный, но сумрачный курень с земляным, отдающим навозом и гнилью полом, маленькими мутными окошками и темным, засиженным мухами, низко нависающим потолком. Иван Каханов с матерью перешел жить из куреня в стоящую в глубине двора хибарку.
За такое увеличение жилплощади отец обязался повысить квартирную плату до пяти рублей в месяц.
Мать ахнула, замахала руками:
— Ты с ума спятил! Мыслимое ли дело — столько платить за кватеру! Где ты будешь брать столько денег?
Отец спокойно ответил:
— П-скай! Найдем чем платить. Ёра вон стал зарабатывать. А Фекле Егоровне с детишками жить чем-нибудь надобно.
Отец уже полагался на мой заработок и заботился о том, как и на что будет жить Фекла Егоровна.
В воскресенье я зазвал к себе Рогова и, не говоря ни слова о своем намерении, пригласил Каханова.
Оба Ивана стояли друг против друга в нерешительности, ожидая, кто первым протянет руку.
— Ну что же вы, Иваны… — шутливо вмешался я.
Каханов великодушно протянул руку первым.
— Слыхал, слыхал, что ты силач… Ну что ж… будем дружить.
Иван Рогов пробубнил в ответ что-то невнятное, похожее на «Ладно. Я не прочь».
