— Папочка, так мы же на зарядку бегали.
— Как на зарядку? Мне ж нужно было смотреть зарядку! Почему не сообщила?
— Ты же не спрашивал.
— Да, действительно. Ну ладно. Ты мне скажи, вы там все упражнения правильно делаете?
— Все-все.
— Вот и хорошо. Так и напишу.
— Кому напишешь?
— Да в отчете своем. Вот непонятливая!
— Так ты вроде ревизора приехал?
— Ну… в известном смысле…
Ревизор велел дочери отвести его в столовую. Там он отправился прямо на кухню.
— Можно? — спросил он, слегка приоткрыв дверь.
— Я тебе сейчас покажу «можно», я тебе устрою «можно», — раздался чей-то энергичный голос, а вслед за тем что-то белое и мокрое обрушилось на несчастную чучкинскую голову.
— Батюшки! Простите, пожалуйста, — услышал Степан Васильевич сквозь белую пелену. — Я думала, это Булочкин. Он вчера брал кастрюлю для ухи и не отмыл. Сегодня стала компот варить, а там чешуя плавает. И только перед вами опять забегал. Опять за кастрюлей.
По мере того как Чучкин выпутывался из посудного полотенца, он все отчетливее слышал извиняющийся голос. Сбросив наконец полотенце, он увидел повариху тетю Феню.
— Так, — только и сказал Степан Васильевич.
— Ой, — только и ойкнула тетя Феня.
После завтрака к Степану Васильевичу, напевая песенку: «Зачем вы, девочки, красивых любите: непостоянная у них любовь», прибежала Леночка.
— Кто научил? — спросил Чучкин.
— У нас все поют.
— Пусть поют, а тебе нельзя, — наставительно сказал Чучкин.
— Почему?
— Потому, что я запрещаю. Кто у вас ведает культмассовым сектором?
Леночка пожала плечами.
— Ну кто у вас баянист, что ли?
— У нас баяниста нет.
— Как нет?
— У нас аккордеонист Ольга Георгиевна.
— Неважно. Вот я поговорю с ней.
Чучкин был доволен: и с Леночкой провел воспитательную работу, и аккордеонистке даст несколько ценных указаний относительно репертуара.
— Папа, как хорошо, что ты приехал, — заворковала вдруг Леночка. — Ты мне так нужен.
Степан Васильевич с благодарностью взглянул на дочку. Наконец-то! А то как чужая.
— Зачем же я тебе нужен? — сладко проговорил Чучкин.
— Ну не совсем мне…
— Как так «не совсем»? — поднял брови Чучкин.
— Вернее, мне ты тоже нужен… У нас игра, понимаешь… ну вот и…
— Какая игра?
— Военная. Папочка, помоги синим. Ты ведь любишь собирать грибы.
Чучкин потрогал у Леночки лоб. Нет, не горячий.
«Поживет ребенок немного в лагере, и ты уже не понимаешь его. Как чужой», — с огорчением подумал Степан Васильевич и спросил:
— Кому помочь?
— Синим. Синей армии. Я — у синих. Мы воюем против зеленых. Теперь все понял?
