— Рахиля, ты должна сказать Грише. Сегодня. Ты должна.
— Я хочу… Давай, ты будешь сегодня кленом… Ты сможешь это ощутить… Почувствовать.
— Ты должна сегодня поговорить с Гришей. Вечером, когда вернешься.
Я целую его губы, ветви, глаза, листья, ладони. Я уже слышу, слышу, как осенняя страсть загадочного дерева и мое непреодолимое желание загораются в нем горячим импульсивным пламенем. Несколько секунд он еще борется с собой, перебирает мои холодные, сияющие закатным солнцем волосы и вдруг резко отводит их назад, за плечи.
— Ты сумасшедшая!
И я растворяюсь, исчезаю. Нет меня. Нет Лазаря. Есть какое-то единое существо. Гибкое. Сильное. Страстное. Счастливое. Несчастное. Единое…
Старинное зеркало. Тяжелая оправа красного дерева. Глубокое-глубокое отражение. Розовый шифон.
Тонкий, легкий, прозрачный в меленький черный горошек. Черный бархатный воротничок и такой же широкий пояс плотно перетягивает талию. Он очень велик мне, я обвернула его два раза.
— Рахиль, я помню! Помню это платье. Неужели ты привезла его из Польши? Почему ты никогда не надевала его раньше?
— Нет, Гриша. Это я сшила. Это заказное платье.
— Жаль. Оно так тебе идет.
Какое удивительное отражение. Словно оцепеневшее озеро. Ровное-ровное. Амальгама немного стерлась по краям. Мне кажется там глубоко-глубоко, если заглянуть и долго смотреть, можно увидеть всех-всех, кто отражался в этом зеркале. Я должна разволновать зеркальную гладь! Поднять волны. Господи! При чем тут зеркало!
— Гриша, я люблю другого мужчину. Я не могу и не хочу тебя обманывать.
Какие большие-большие глаза. Беспомощные. Растерянные.
— Рахиля! Не говори больше ни слова! Умоляю тебя.
— Нет! Нет! Я должна сказать. Я должна сказать тебе правду.
— Рахиля! Ты… ты любишь меня. Я знаю, пять лет — это большой срок. Ты… ты могла забыть… отвыкнуть. Ты много испытала, страдания… Я прошу тебя…
Он берет меня за плечи. Я чувствую, чувствую через тонкую ткань, как дрожат, дрожат его пальцы.
— Рахиля! Родная! Прошу тебя, умоляю… Ты и Зямочка — вы единственные, кто у меня есть на земле. Если вас не будет рядом, если вас не будет со мной, я… Мне незачем больше жить.
Он прижимает меня к груди. Боже! Как страшно стучит его сердце. Как гулко. Гулко. Оно стучит во мне. В моих висках, в моей груди, в моем сердце. Зачем? Зачем я сказала Грише? Я же знала. Все знала с того самого мгновения, когда услышала скрипку. Этот вальс. И шла, навстречу мелодии, как завороженная. Брела, брела в обратную сторону к площади, к памятнику.
