Стрекоза на льдине - Жанна Корсунская

Я почувствовала, как Зямочка шевельнулся во мне. Толкнул кулачком и затих, затаился. Дикий, неистовый крик разрывает меня на части, хочет вырваться, оглушить. Я вижу, как кровь растекается по земле. Моя кровь. Нет! Не нужно смотреть вниз на свой палец под железным стволом автомата. Поднимаю голову, вижу удивленные глаза. Длинный рыжий солдат с разными ушами. Одно маленькое, второе большое. Если я не выдержу, если я закричу, он перестанет давить мой палец. Он поднимет ствол и выстрелит в Зямочку. Он убьет моего Зямочку. Моего Зямочку. Моего мальчика, которого я еще никогда не видела. «Не бойся, сынок! Не бойся! Я не закричу».

Две сестренки — Белочка и Эсфирь. Они побежали к лодке. Все побежали в разные стороны, а они побежали к лодке. Эсфирь хорошо гребла. Белочка, наверное, сидела на корточках на дне. Ее не было видно. Но потом, когда начали стрелять, она поднялась зачем-то. Нет! Я знаю зачем. Она загораживала собой Эсфирь. Куда они плыли? Назад в Польшу, к фашистам. Они не знали, что делать, куда бежать. Никто не знал, куда бежать. На том родном берегу — фашисты, на этом — советские солдаты. Они все стреляли в Белочку и Эсфирь. Почему? Откуда я знаю. Может быть, был приказ убить Белочку и Эсфирь, и меня, и Зямочку, и моего брата Якова, который остался там, в нашем красивом доме на горе. В Польше. Яков не мог ходить, у него отнялись ноги.

Я помню красный закат над рекой. Огромные деревья, запутанные в огромных облаках. Отец. Отец опускал большую руку на мою голову: «Смотри, Рахиль! Там, на востоке, там Россия! Там хорошо». Он так думал. Он остался в Польше. Он остался с Яковом. И мама осталась. Их расстреляли. И Белочку. И Эсфирь. Я помню красный закат. И лодку. Она легонько покачивалась на волнах. Девочки лежали в ней. На деревянном дне. Как в колыбели… Я все видела. Я никуда не бежала. Я не могла бежать. Сидела в глубокой яме. Умоляла Зямочку не плакать. Разве он мог понимать? Ему было три месяца. Не знаю. Он не плакал. Он молчал. Сначала спал, а потом играл с Белочкиными золотыми часиками. Белочка дала их ему поиграть, когда мы переходили границу. Гриша хотел отдать Белочке часики, но он… Он не успел. Девочки побежали к лодке.

Зной. Пот. Соленый, едкий. Щиплет, саднит, застилает глаза. Я вижу Гришу! Он там, в эшелоне. Его сейчас увезут! Куда-то… Куда? Еще несколько мгновений и я останусь одна. Одна! Нет! С Зямочкой. С Зямочкой! А Гриша? Что будет с ним? Бегу к вагону, задыхаюсь. Как больно оцарапанные щеки… Эшелон трогается… Медленно… Я успею! Гриша поможет мне. Он сильный! Он подхватит нас с Зямочкой. Мы будем вместе! Опять вместе! Два советских солдата оттаскивают меня от вагона. Я не могу вырваться. Господи! Дай мне силы! Гриша что-то кричит. Все люди что-то кричат. На вокзале. В эшелоне. Они кричат друг другу. Гриша кричит мне.