Он размахивал руками и задирал Спартака, который, сидя в стороне, хранил молчание.
Крикс постоял в нерешительности, затем удалился, рассекая воздух мечом, крича, что он убил легата, что никто из римлян не заставит его преклонить колени, он победил их, как побеждал на арене великанов, медведей и львов. Внезапно он опустился на землю и заснул, уронив голову в грязь.
Я подошел к Спартаку. Аполлония принесла ему кусок мяса, и он, прикрыв глаза, жадно впился в него зубами.
— Я позволил Криксу убить легата, — сказал он. — Ты рассказывал, Посидион, что греческие города восстали друг против друга, народ разделился, и поэтому римляне захватили их.
Помолчав, он добавил:
— Я не стану бороться против Крикса.
Он повернулся к морю, к Кумам.
— После легата придут преторы, затем консулы и легионы.
Качая головой, он повторял:
— Чего хотят боги?
Он откинулся назад и, опершись на локти, смотрел в небо, будто надеялся найти там ответ.
Занялся новый день. Угли пожарищ еще тлели, когда крики дозорных разорвали тишину.
Спартак первым поднялся на ноги. По мере того как крики приближались, становясь более пронзительными, люди стали подниматься друг за другом и собираться возле Спартака. Крикс был в первом ряду.
Наконец из виноградников вынырнули дозорные и, задыхаясь, начали торопливый рассказ.
Римская армия, сказали они, вышла из Кум. Она направляется к нам быстрым шагом, они идут мстить. Впереди разведчики, а возглавляет армию бывший гладиатор из Капуи, свирепый чернокожий великан, который хорошо знает Кампанию.
Курий сказал, что это Вакерра, человек, которого Лентул Батиат сделал своим оружейником.
Римские разведчики застали врасплох двух наших заснувших часовых. Дозорные повернулись ко мне. И я узнал, понял, что Скорп и Алкей, чьи молодость и смех, веселая болтовня, изящные тела и гладкая кожа украшали мои ночи и дни, погибли. Они были замучены, избиты и привязаны еще живыми к ветвям больших яблонь, чтобы их заклевали птицы.
— Это Вакерра. С него надо живьем содрать кожу, — сказал Крикс, стоявший рядом со мной.
Он поднял меч, сказал, что нужно идти навстречу римской армии, убить главаря, легата или претора, и предать его той же участи, что и Фурия. И он повторил жест, которым вонзил меч в грудь легата.
— Каждый день отличается от предыдущего, — твердо начал Спартак.
Он говорил долго. Римляне, сказал он, видели голые, изуродованные тела своих товарищей. Они ослеплены ненавистью и нетерпением. Нужно заставить их поверить, что они внушают нам жуткий страх. Они должны подумать, что мы отступаем.
