Пока Геннадий Ильич обдумывал услышанное, разговор поддержал Яновский:
— И вы ему, Фёдор Степанович, по-дружески? Беспокоясь о его здоровье? Но ведь эдак не только Лисовского, но и вас, и ещё многих немолодых мужчин, которые, разбогатев, заводят себе юных жён и любовниц следует предупреждать о риске. У одного — давление, у другого — сердце, у третьего — прободная язва, четвёртый ревнив как чёрт, а в результате: "…тот насладиться не успел, тот насладился через меру…"…
Майор поторопился смягчить задиристую резкость Яновского:
— Между прочим, Андрей Игоревич, и вам, и мне тоже уже за сорок. И какими мы будем через десять лет…
Увы. Смягчить ехидный выпад Андрея Игоревича Брызгалову не удалось, и Пушкарёв, только-только немножечко оживший, сник опять. Майор, чтобы рассеять сгущающуюся тучу, попробовал вернуться к Ирине Антоновне — получилось ещё хуже. Когда Фёдор Степанович, говоря о Лисовском, упомянул между делом Васечкину — это одно; когда же Брызгалов об Ирине Антоновне заговорил намеренно — совсем другое. Сразу же, вопреки намерениям Геннадия Ильича, звено за звеном потянулась цепь нехороших ассоциаций: Васечкина — морфий — рабыня — смерть. Смерть — рабовладелец — инфаркт — Лисовский. Вера Максимовна — Пушкарёв — рабыня — рабовладелец — ? -?? — ???
"Да, с Ирочкой Васечкиной я, кажется, не угадал. Попал, что называется, пальцем в небо, — так майор оценил про себя заминку, случившуюся из-за его неловкости, — а не попробовать ли?"
— Фёдор Степанович, Андрей, — в данном случае назвать Яновского только по имени, опустив отчество, Брызгалову подсказала его редко ошибающаяся интуиция, — давайте ещё по рюмочке?
Майор разлил водку.
— Ещё раз пожелаем Игорю Олеговичу и Михаилу Антоновичу Царствия Небесного — и попробуем переменить тему. Алла Анатольевна — понятно: как-никак схоронила мужа, но мы-то, мы?! Конечно, смерть Лисовского прямо за поминальным столом — жутковато, не спорю. Но, Фёдор Степанович, вы же знали, что у Михаила Антоновича была дикая гипертония, и умереть, стало быть, он мог в любой момент? А мерзавца, который застрелил Бутова, я, Андрей Игоревич, вот вам моё слово "ищейки", найду обязательно!
В свете того, что Яновский на данный момент являлся едва ли не главным подозреваемым, это обещание майора могло бы прозвучать двусмысленно, но в голосе Геннадия Ильича слышалось, вероятно, нечто, не допускающее подобного толкования — во всяком случае, ни Андрей Игоревич, ни Фёдор Степанович кивок майора в сторону затаившегося преступника не отнесли на свой счет. Встали, выпили, закусили рыжиками. Этот нехитрый поминальный ритуал — простенький внешне, но мудрый по сути — приободрил собравшихся, и Брызгалов, уловив благоприятные изменения в настроении своих собеседников, попробовал исправить допущенную ошибку:
