Пропустив мимо ушей традиционные похвальные речи друзей и знакомых, Брызгалов задержал внимание на вдохновенном слове пастыря, который, отстранившись от суетного мирского, сделал упор на вечном: на том, каким хорошим христианином был новопреставившийся раб божий Игорь.
Сказав свою утешительную речь и умеренно выпив, где-то часа через полтора отец Александр покинул собравшихся. Вскоре после его ухода застолье сделалось традиционно шумным; едва ли не каждый счёл необходимым громогласно выразить соболезнование вдове Игоря Олеговича. Поминки естественным образом перетекали в обыкновенную — по любому поводу — российскую пьянку.
— Геннадий Ильич, знаю, подозреваете. Алла Анатольевна мне сказала. Сама-то она не всё поняла, конечно, но я сразу смекнул в чём дело. И почему о своих подозрениях вы рассказали ей — тоже. Так вот, — обратившийся к майору Яновский сделал небольшую паузу, обвёл взглядом застолье и продолжил более тихим голосом, — знаю. Но лучше, Геннадий Ильич, не здесь. Давайте выйдем на террасу, там нам не помешают.
Брызгалов обрадовался успеху избранной им тактики: "Ага, Андрей Игоревич, засуетился! Не дожидаясь моих вопросов, пытаешься упредить! И что же ты, интересно, "сказать имеешь"? Правду? Или попробуешь соврать? Ладно — сейчас узнаем"
Огромная, с южной солнечной стороны сплошь увитая хмелем терраса пока действительно пустовала: исход на неё нетрезвых гостей ожидался несколько позже — когда застолье дойдёт до соответствующего градуса. Дождь, удачно прервавшийся на время похорон, зарядил по новой — осенний противный частый.
"Вот и лето прошло", - обрывком чужого стихотворения мелькнуло в уме майора, но голос Яновского, усевшегося в соседнее плетёное кресло, помешал не совсем трезвому Геннадию Ильичу приятно погрустить под шорох скатывающихся по листьям капель.
— Да, Геннадий Ильич, о подозрениях: так вот — напрасно. Правильно, что подозреваете, но — зря. К убийству Игоря я, поверьте, не имею никакого отношения. Хотя, конечно, поверить трудно…
Яновский достал из кармана сигареты, зажигалку, закурил и откинулся на заскрипевшую спинку кресла. Брызгалов тоже закурил и после второй затяжки заговорил так, что его слова можно было понять и как ответ, и как просто высказанные вслух размышления:
— Андрей Игоревич — зачем? Вы же, как умный человек, понимаете, что мои голые подозрения ничего не стоят. А доказательств у меня, чего вы тоже не можете не понимать, нет никаких. Однако — подозревать обязан. И вас, и Пушкарёва, и Аллу Анатольевну, и ещё многих. А вас — более прочих. Ведь, согласитесь, ваша ссора с Игорем Олеговичем…
