А кроме? Ведь всё, сформулированное сейчас, худо-бедно, но им уже отрабатывается. Музыкант? Не зря же он возглавляет список? Будто бы нет причины? Мало ли… А подсознание ошибается очень редко… И что-то, когда он выписывал фамилию Сазонова, вело его руку? И всё же…
…всё же, поводя итог прошедшему рабочему дню, Геннадий Ильич был недоволен. Отрабатываемые очевидные версии, две, три весьма фантастические гипотезы, приступ душевного самобичевания — не впечатляет! Серость, рутина, мазохистские судороги, а допрос Лисовского, так и вообще — провал! Совершенно необходим новый взгляд, но… прозрения не случаются по заказу! А посему — довольно! На сегодня хватит! Домой!
Дома Геннадия Ильича, кроме Барсика, дожидалась Лидочка. По средам и субботам убирающая брызгаловское холостяцкое жильё, тридцатитрёхлетняя уютная женщина. Светловолосая, сероглазая, начинающая полнеть — из беженок. Официально, вернее — из вынужденных переселенок. Из зоны грузино-абхазского конфликта. Молчаливая, очень не любящая вспоминать ничего из пережитого на родине. Единственное, что за год знакомства Брызгалову удалось у неё узнать: ой, Геннадий Ильич, лучше не надо! Что те, что эти! Грабят, насилуют, убивают — даже своих! А уж русским-то! Слава Богу, вырвалась! Жива осталась! Как маму похоронила — сразу в Россию. В которой, вы уж простите, тоже пришлось не сладко. Поначалу-то я ведь считалась беженкой — с территории иностранного государства. Ни с работой устроится, ни с жильём. Как кормилась — не спрашивайте. По всякому. Вспоминать не хочется. Но всё-таки — повезло. Пристроилась в вашем городе.
Узнав по своим каналам, что Студенцова Лидия Николаевна за уголовным розыском не числится, более любопытства Геннадий Ильич не проявлял: захочет — скажет сама. Не захочет — не надо. Лишь бы справлялась со своими обязанностями. А домработницей Лидочка оказалась прекрасной. И не только домработницей.
Сблизились они — одинокая молодая женщина и холостой мужчина — достаточно скоро: месяца через два после начала работы Лидии Николаевны. Хоть и без особенной страсти, но по обоюдному влечению — что Геннадия Ильича более чем устраивало. "Страстей" — и с женой, и с некоторыми любовницами — ему перепало лишку. Явный перебор со "страстями" — при ощутимом недостатке уюта, тепла, спокойствия. И это при сыщицкой — хотя и любимой, но по сути собачьей! — службе.
Брызгалов, разумеется, предполагал, что в тайне, подобно прочим его любовницам, Лидочка мечтает занять (и в сердце, и на ложе) более прочное место — пусть даже без официальной регистрации. Но — в отличие от этих прочих — Студенцова, прошедшая через черноморский ад, никак не проявляла внешне своих заветных желаний: за все десять месяцев их интимной близости не только ни одного упрёка, но ни разу даже ни тени досады. Всегда довольная тем, что есть и не претендующая на большее — да о такой женщине Геннадий Ильич мог только мечтать! Хотя, конечно, понимал: природа своё возьмёт — через полгода, год, в крайнем случае, через два Лидочка, отойдя от шока, ревнивой и требовательной сделается наравне с другими: всеми, бывшими у него прежде любовницами. Но это — когда ещё… а пока — можно сказать, идеальная возлюбленная. До того идеальная, что Брызгалов, потихонечку распутав старые связи, не помышлял о новых.
