При этих словах по окаменевшему лицу пожилого господина пробежала судорога, и его руки немного опустились.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Ах, разве ты не знаешь, дедушка?.. И Каро господина Шефера знает, и наша кошка… Меня зовут Гретхен. Но у меня ещё больше имён, очень-очень красивых, я сейчас тебе их все назову. Анна Мария Хелена Маргарета Хелльдорф меня зовут!
При перечислении имён она всякий раз загибала пальчик. В её голосе и самом её невинном существе была такое очарование, что старик не мог ему противиться… Он наклонился — неужели чтобы поцеловать милое личико?.. Может быть, если бы у него было время поднять малышку, прижать её к сердцу и по биению пульса почувствовать родство их крови, — то настал бы один из тех моментов, когда улыбаются ангелы на небе. Но часто всему доброму и хорошему, что хочет выйти на свет, мешает некая тёмная рука, которая безжалостно заманивает души, стремящиеся открыться друг другу, в свои коварные сети.
Я не знаю, почему, но я страшно испугалась, увидев, что от дверцы в заборе в нашу сторону движется фигурка в светлом платье. Фигурка быстро приближалась, и через мгновение рядом с нами появилась молодая женщина из швейцарского домика. Из её груди вырвался приглушённый вскрик, и она закрыла лицо руками.
Старый господин выпрямился — я никогда не забуду выражения ледяной насмешки, исказившей его лицо.
— Ах, поглядите-ка! Комедия превосходно удалась!.. Некоторые умеют натаскивать и использовать своих детей! — он так оттолкнул от себя малышку, что та пошатнулась.
Женщина подбежала к Гретхен и крепко прижала её к себе.
— Отец, — сказала она, предостерегающе подняв палец, — мне ты можешь причинить любое зло, меня ты можешь топтать ногами — я всё перенесу; но моё дитя ты не должен трогать своей жестокой рукой — ты больше не посмеешь это сделать!
Она подняла малышку, с побледневших губ которой не слетел больше ни один звук, и взяла её на руки.
— Я не знаю, кто привёл сюда ребёнка, — продолжала она.
— Я! — сказала я дрожащим голосом, сделав шаг вперёд. — Простите меня!
Она тотчас повернулась ко мне, и её лицо, несмотря на глубокое волнение, приняло мягкое выражение.
— Я хотела забрать ребёнка домой, — сказала она старику, и мне показалось, что каждый мускул её гибкого, нежного тела застыл в напряжении. — Её не было в саду, и дверь в ограде стояла нараспашку. В ужасном страхе я прибежала сюда, чтобы попытаться избежать момента, когда твой взгляд упадёт на ребёнка — но было поздно… Отец, после ужасной борьбы я позволила тебе называть меня бессердечной, неблагодарной, потерянной
