Суровая путина | страница 8
Аристархов тяжело вздыхал, острые плечи его вздрагивали. Панфил топтался возле каюка, крутил тонкие колечки усов, шутливо подхихикивал:
— Дают — бери, бьют — беги, а за мою долю хоть полбутылку поставь. Ты, должно быть, и забыл про мою долю?
Аристархов растерянно замигал.
— Не забыл я, Шкорка. Знаю: и ты не богаче меня.
— Вот оно рыбальство, ребята, — сказал Егор. — На казан рыбы и то не поймаешь.
— И не поймаем, ежели будем хлюпаться в болотах, как ощипанные утки, — загудел Илья. — По-моему, хлопцы, довольно нам по без рыбным ерикам скитаться. Заехать раз, крутнуть под самым носом пихрецов и концы в воду.
— Попробуй, крутни с такой справой, — мрачно сказал Панфил. — Ты на таком каюке не только от охраны, от дитя малого не утечешь. Шарапов, вон, на дубе[7] рыбалит и то, ежели б не монета, давно бы поймался.
— Небось, и мы не поймались бы. Как будто не крутили мы. Крутили…
Задумчиво глядя на охваченную разгорающимся сиянием зеркально-гладкую поверхность затона, Егор ответил:
— Крутили, Илюха, верно. Только как? За рыбину несчастную под пули себя подставляли.
Рванувшись с места, он грозно потряс кулаком.
— Нет, братцы. Верно говорит Панфил, какие мы крутил, без дуба. Дуб нам надо, ребята! Да такой, братцы мои, как вот эта птица, легкий. Тогда не испугают нас никакие катера, никакие пули. А без дуба не видать нам рыбы…
— А без рыбы не видать дуба? — хихикнул Панфил. — Ты мне, Егор Лексеич, насчет дуба чего-нибудь скажи. Где этот дуб самый, а?
Все нехотя, угрюмо рассмеялись, но смотрели на Егора с любопытством, с надеждой.
— Насчет дуба подумаем. Только к Шарапову не пойду. Не продам себя за копейку, — сердито отрубил Егор и, подойдя к Аристархову, тряхнул его за плечо.
— Эй, друже, вставай. Забредать будем. Не горюнься по-бабьи. Все одно, ничего не нагорюешь.
Аристархов встал, покачиваясь на тонких длинных ноги. Лицо его было мертвенно-серым, на губах запеклась кровяная корка.
— А ну тебя, — пугливо отшатнулся Егор. — Отдыхай, что ли. Мы и без тебя управимся.
— И ездит же человек, прости господи. Еще помрет на рыбальстве, — сердито буркнул Илья, залезая в каюк.
Следующие два невода были вытащены в невеселом настроении и дали по приблизительному подсчету не более восьми пудов.
Солнце уже подбиралось к полудню, когда рыбаки, измученные неудачным ловом, возвращались в хутор.
В 1913 году, к которому относится начало нашего повествования, каменные, крытые камышом рыбные заводы, теснившиеся по берегу Мертвого Донца, одного из рукавов дельты Дона, принадлежали бойкому человеку Осипу Васильевичу Полякину.