— Я свою правду на шепоток не променяю, — распалялся Каныгин. — Как тебя угораздило такой грех на душу взять? Зачем? Кому от этого польза?
— Мне, Федор. Пойми. Я кто был? Начальник запани или отставной козы барабанщик?
— Ты меня словами не глуши. Зачем чужую вину на себя взвалил? Чтоб чужая подлость верх взяла? Только не думай, что я страхом прибит. Потому, мол, и бегу в кусты. Совесть не пятак, в карман не положишь. — Каныгин глубоко перевел дыхание и вдруг тихо, словно до этой минуты не он бушевал, а кто-то другой, сказал: — Обидно, Алеша. Был ты для меня человеком, а теперь как тебя назвать?
Неожиданно подошел адвокат Каныгина и, многозначительно разведя руками, сказал Щербаку:
— Неосмотрительно поступили, Алексей Фомич. Здесь суд, а не собрание. И статья у вас стользкая. Удивляюсь вашей позиции. Вы сами себе копаете яму.
Алексей потер переносицу.
— Каждый отвечает за себя.
— Сия премудрость мне известна. Только зря торопитесь. Обвинительное заключение еще не приговор. Его доказать надо, — наставительно заметил адвокат.
— Знаю, знаю, — ответил Алексей. — За свои ошибки надо уметь отвечать. Другого выбора нет.
Адвокат по-своему оценил слова Щербака и удивленно пожал плечами.
— Вы признали себя виновным. А Каныгин отрицает свою вину. Тогда будьте последовательны. Не подводите Каныгина. Отвечайте в полную меру и подтвердите невиновность технорука. Это же соответствует истине. И тогда ваша позиция станет не только благородной, но и прочной. — Сняв очки, добавил: — Попытайтесь взглянуть на вещи здраво. — И ушел.
Алексей проводил его долгим непонимающим взглядом.
— Цепкий у тебя защитник, — сказал он.
Каныгин стоял растерянный.
— Въедливая баба наш судья. На мой характер лучше бы мужик судил.
— Считай, что нам не повезло, — согласился Алексей.
— Что она в нашем деле понимает? Поворочала бы бревна багром денек-другой — узнала бы, почем фунт лиха. Ну кража, убийство — тут ясно. Всякие улики имеются, отпечаточки пальцев есть… Да ты меня не слушаешь, Алексей.
— Слушаю, Федор, слушаю.
— Зря ты защитника не взял. Неужто денег пожалел?
— Да нет. Не пожалел.
— С защитником спокойнее. Чего сам упущу — он доглядит.
— Мне в жизни за всем самому пришлось доглядывать, Федор. И в бою у меня свое место было… И здесь у меня стульчик свой за барьером. Двух правд не бывает.
Каныгин почесал затылок, сказал:
— Тебе видней, конечно. Только у злой Натальи все канальи.
