С седьмого этажа, где жили Щербак и Каныгин, река открывалась плоской ширью.
Алексей помешивал ложечкой чай и смотрел в синюю даль.
— Красиво… — не поворачивая головы, сказал он.
— Оно, понятно, красиво, когда спокойно и тихо, — отозвался Каныгин, отставляя тарелку с едой. — А я сегодня опять не спал. — Он достал папиросу, смял опустевшую пачку.
— Я слышал, как ты кряхтел да ворочался… Кому от этого польза, Федор? Может, бессонница даст суду право скостить с тебя годок-другой? — невесело пошутил Щербак. — Ты у защитника спроси.
— Был сплавщиком, стану лесорубом. Опять свежий воздух.
— Убедительно рассуждаешь.
— Стараюсь, Фомич. А вот ты…
— Что я?
— Ты помолчи, стерпи старого дурака. Если правду сказать, лучше бы меня одного судили. Я и лесорубом могу. Было время — двухпудовой гирей крестился, да и сейчас еще есть силенка.
— Я тоже не жалуюсь.
— И свое я уже протопал, — продолжал Каныгин. — И человек я неприметный. Подумаешь, технорук запани! Маленькому человеку и цена невелика.
Алексей отпил несколько глотков и опять стал помешивать чай, а потом вдруг сердито стукнул ложечкой по стакану.
— Может, и те двадцать миллионов, которые полегли на дорогах войны, маленькие? Кто же тогда великаны, черт возьми, если не каждый из нас, кого смерть не раз целовать примерялась?
— Боюсь, что не осилить тебе суда, Илья Муромец. — Каныгин покачал головой. — Повалят. Возьми защитника.
— Опять за свое?
— Фомич, возьми. Не убудет тебя.
Алексей резко повернулся к Федору. Но, заглянув в мутные от бессонной ночи глаза друга, только и сказал:
— Чудак ты, право, Федор Степанович.
— Я пойду, пожалуй, — пробурчал Каныгин. — Папирос купить надо.
Алексей отвернулся и опять принялся смотреть в окно, за которым шумела речная жизнь: плыли белые теплоходы, торопились катера, послушные баржи шли за буксирами. Однако неизбежно и постоянно мысли его возвращались к аварии, к пожарам, возникшим в разных местах поселка. И за все ему надлежало держать суровый ответ.
Каныгин сиротливо стоял в коридоре суда и слушал защитника, который доверительно сообщил, что сегодня заседание начнется с допроса Щербака и показания его во многом определят ход судебного разбирательства.
— Вы беседовали с ним об адвокате? У меня нашелся дельный коллега.
— Ему защитник не нужен. Он сам умный человек.
— Это плохо, — без причин обидевшись, сказал защитник. — Поговорим о наших делах. Очень важно, Федор Степанович, чтобы вы, рассказывая об аварии, раскрыли не только технологические обстоятельства, но и убедительно нарисовали картину стихийного бедствия.
