Он зажал ее голову в ладони, поцеловал в губы, нос, глаза.
— Я снимаю тебя с караула, пошли.
— Нет, милый, — она повозила головой по его груди. — Не спеши. Так хорошо-хорошо… не спеши… Гоша, ты никогда мне не рассказывал, за что судили тебя?
Он не ответил.
— Не хочешь — не рассказывай, — видя, что попросила рассказать некстати, прошептала она и прижалась к нему, затихла.
— Отпусти-ка, никак не достану.
Он полез в карман за сигаретами. Она подождала, пока он прикурит.
— Прости меня, пожалуйста, такую дурочку.
— За что? В этом деле тайны нет. Дал проводнику-якуту карабин, он нас здорово тогда охотой выручал. Мы спешили до снега управиться, не бросали работы, уж больно участок попался интересный. Продукты давно кончились, и если бы не проводник… Погиб он. Нашли, в заберег вмерз. Выдолбили, а карабина при нем нету. Следствию что? Хоть бы какую записульку от проводника, что временно взял поохотиться, а нет ее — где оружие? Может, он без карабина утоп, а я под шумок припрятал винтовку для себя. Попробуй докажи. — Гошка подряд несколько раз затянулся сигаретой. — Полтора давали, а просидел год — и вышел. Правда, до сих пор не понял, за что притянули: за утрату вверенного боевого оружия или за то, что доверил его человеку для общей пользы, а доверие не узаконил бумаженцией… Прошлое лето ребята с магистрали выудили карабин из Улькана. Это мне участковый лейтенант, что меня в Иркутск сопровождал, сообщил письменно, порадовал.
Гошка стоял, стиснув в зубах сигарету. Лицо его в резких пятнах света и тени было чужим и жестким. Тамара взяла его под руку, спросила:
— Не знаешь, к чему кораблекрушения снятся?.. Я часто вижу один сон: ночь, волны и человек в волнах. Он захлебывается, вот-вот пойдет ко дну, а тут вдруг обломок мачты, и он хватается за нее.
— К чему это снится, ты у Женьки узнай. — Гошка отщелкнул сигарету. Соря искрами, она прочертила дугу и пропала в сугробе. — Одно знаю, что корабли теперь без мачт, торчат только трубы железные. За них хватайся не хватайся…
Невидимками в бирюзовых снегах хохотали куропатки, далеко в каньоне шумела работяга-река. Она трудилась по своему разумному распорядку денно и нощно, и, даже когда ее сковывал мороз, Домугда, притиснутая ледовой крышкой, трудно проталкивалась вперед, без устали шлифуя свое гранитное ложе.
— Вот так, — ответил своим мыслям Гошка.
Тамара потянула его за собой. Луна висела над их головами, и они уходили одни, без теней.
Вскоре на их месте появились Женька с Верой. В женской палатке горел свет, и два силуэта обозначились на брезенте. Женька присвистнул:
