Хартуэлл. Признаюсь, я не стану прибегать к мерзким фальшивым ужимкам и тошнотворной лести, чтобы подлизаться к хорошенькой разряженной потаскушке, которая, в свой черед, станет подлизываться ко мне, а заодно ублажать любого щенка, вьющегося вокруг нее, как акробат, в чьем репертуаре всегда одни и те же трюки. А ты, как я догадываюсь, именно этим сейчас и занимаешься.
Беллмур. Ну, что бы тебе поспеть сюда чуточку раньше! Ты обратил бы Вейнлава в свою веру и приобрел бы в его лице поборника своего дела.
Хартуэлл. Как! Вейнлав был здесь? Вот уж с кем любовь каждый день играет первоапрельскую шутку: он вечно в бесплодных поисках, вечно ищет приключений и никогда не приходит в порт.
Шарпер. А все потому, что слишком любит отплывать в непогоду, бороться с ветрами, идти против течения и двигаться вперед, невзирая ни на какие препятствия.
Хартуэлл. Разве он не отдал якорь близ Араминты?
Беллмур. По правде сказать, она - самая подходящая для него пара, потому что похожа на плавучий остров: то подойдет чуть ли не вплотную, то опять исчезнет. Вот он и поглощен тем, что преследует ее.
Шарпер. Она, должно быть, очень неглупая особа, коль скоро справляется с таким взбалмошным поклонником.
Беллмур. Право, не знаю. Характер, которым он наделен, очень для него удобен: он дорожит женщиной, пока она его интересует, и бросает ее, как только любовь утрачивает прелесть новизны и превращается в докуку.
Шарпер. Что обличает в нем неспособность к страсти, сильный ум и дурной нрав.
Хартуэлл. А также свидетельствует о том, что глупости Вейнлав делает с большой осмотрительностью.
Шарпер. Ты, Беллмур, обязан стоять за него хотя бы из признательности: ты с наслаждением жнешь там, где он сеял; он разрабатывает золотую жилу, а ты чеканишь на слитках свое изображение.
Беллмур. А вот Вейнлав другого мнения: уверяет, что жилу разрабатываю именно я. Что ж, каждый получает свою долю удовольствий, причем именно ту, какая больше по душе. Ему нравится вспугнуть куропатку, мне - накрыть ее.
Хартуэлл. Ну, а я предпочел бы отпустить.
Шарпер. Но понежничав с нею. Полагаю, Джордж, на большее ты уже не способен.
Хартуэлл. Заблуждаешься, любезнейший мистер Молокосос. Я способен на все, на что способен ты, и натура у меня не менее живая, разве что ртути в крови поменьше. Правда, я не разжигаю свой аппетит, а жду естественного позыва, полагая, что сперва надо почувствовать соблазн, а поддаться ему никогда не поздно.
