Миссис Элизабет Дэвис - Речел Гулд

В те годы, когда Майлс Дэвис только начинал приобретать известность, никому и в голову не приходило, что у него есть жена. Никому из тех, с кем Майлс считался. Для него не шли в счёт соседи или несколько приятелей, с которыми Дэвисы когда-то учились в одном колледже. Разумеется, эти приятели знали, что у него есть жена, но относились к Дэвисам так, как принято относиться к брачной паре, воспринимая Дэвисов как некое единое целое, а не как двух самостоятельных людей, соединённых браком.

Нет, старые приятели или там соседи в счёт не шли. В счёт шли только редакторы журналов или режиссёры, работающие на радио, те, кто покупали его прозу и, таким образом, укрепляли его репутацию. Вот эти-то редакторы и режиссёры, как правило, даже не подозревали, что Дэвис женат. Возможно, они замечали, что один и тот же женский голос зовёт Майлса к телефону, когда они звонили, чтобы договориться о количестве слов или о переносе срока, к которому Майлсу следовало закончить работу. Но они, должно быть, считали, что этот мягкий, вежливый голос принадлежит секретарше. Конечно же, писатели нуждаются в секретарше, особенно когда делают первые шаги, как Майлс. По существу, Элизабет и была для Майлса своего рода секретаршей. Она занималась всем тем, что сам Майлс считал механической стороной творчества. Она снимала копии с его рукописей, договаривалась об интервью, вычитывала гранки, ограждала от людей, которых он избегал.

«Люди думают, — бывало говорил Майлс, — что жизнь писателя беззаботна, но на самом деле в ней не больше разнообразия, чем в жизни рабочего, стоящего у сборочного конвейера». В ответ ему сочувственно кивали, признавая все тяготы, выпавшие на его писательскую долю. Он частенько делился этой мыслью с интервьюерами, многие из которых сами мечтали стать писателями (Майлс Дэвис вызывал их восхищение, ибо ему всегда было что сказать о писательском призвании, о колоссальном творческом напряжении, о неисчерпаемых источниках подсознания) и потому хорошо понимали, как мучительно рождается замысел и как тяжело его воплотить в слово. Большинство интервьюеров уходили, так и не заметив, имеет ли Элизабет Дэвис что-либо общее с экспериментальной прозой и тщательно отделанными стихотворениями, регулярно публикуемыми в солидных и авангардистских журналах. Иногда, посередине интервью, в кабинете, заставленном книгами, появлялась Элизабет с подносом, на котором стояли голубые фарфоровые чашки, небольшой чайник с жасминным чаем и плавающими в нём лепестками и блюдце, с аккуратно нарезанными ломтиками лимона. Интервьюер мог бы отметить, что она хороша собой — как и подобает жене Майлса Дэвиса, — мог бы записать в блокнот несколько слов о бледных лепестках, плавающих в ароматном прозрачном чае, и потом, после ухода Элизабет, спросить: