Финики | страница 26



      - Дело говоришь? - выплюнутый зуб летит на землю, - какое у тебя, осёл, может быть ко мне дело?

      - Это ты осёл! Ты щас за всё ответишь!

      Слава разлепил окровавленные губы:

      -Хочешь, докажу тебе, что я не осёл?

      Расул не отвечая, медленно, наслаждаясь моментом, достал нож, который передал ему отец. Возможно, Ник просто не видел его, так как был крещён кровью, и я хотел было крикнуть об этом, но... не стал. В тот момент я не являлся личностью, а был навозным жуком.

      - Ты же не хочешь меня изнасиловать, так? - продолжал Слава и я подумал, что ему отбили мозг.

      Расул властно сказал:

      - Ты чё мелишь? Пидор что ли? На хрен ты мне сдался. Щас тебе конец придёт, сука русачья.

      - Отлично, значит мне нечего бояться. Это простейшее доказательство того, что я не осёл. Если ты не хочешь меня изнасиловать, значит... я не осёл....

      Это была последняя Славина шутка в жизни.

      Расул бил его долго, до кровавой рвоты, до волдырей на собственных пальцах. Вокруг рта парня трава налилась багрянцем и пригнула пожухлые стебли, словно в небе взошла кровавая луна. Я видел, как твердый эфес ножа впивался в лицо скинхеда. А затем, размахнувшись как при косьбе, Расул с силой вогнал нож в живот Ника. Ещё и ещё, так, что меня самого охватил нервный спазм.

      - Ай, молодец! - заверещал один из айзеров, снимающий избиение на видео, - смерть скинам! Смерть русакам!

      Расул застыл, тяжело дыша и держа в руке окровавленный нож. Крови на нём почти не было, лишь какие-то бледные розоватые полоски. Он грозно глянул на меня:

      - Если ты кому расскажешь, тебя точно также прикончим. Ты понял? Ты понял, сука, что с нами нельзя шутить?

      Мне не требовалось отвечать, мой ошеломлённый вид говорил сам за себя. Затем бандиты, несколько раз плюнув на лежащее тело, заскочили в автомобили. Вереница машин укатила вдаль, оставив на земле избитое тело Славы. Разгорячённая от драки земля прогибалась под моей поступью. Я заставил себя присесть рядом с телом и с икотой, подступившей к горлу, потрогал парня за шею. Под ней как будто слабо стрекотал сверчок. На моей руке медленно сомкнулись пальцы Славы.

      Он был жив.

 ***

      Моё сердце впитывало стыд. Я даже впервые решился почитать Ницше, о котором так много говорил Слава, потому что чувство трусости, превращало меня в ватного манекена. Когда на следующий день Расул ободряюще хлопнул по плечу, то меня чуть не вырвало от омерзения к себе. В последний раз я так страдал в шестом классе, когда предмет моих воздыханий, которому я посвящал первые ломкие стихи, вдруг начала целоваться с другим мальчиком. Правда, тогда мне хватило на исцеление два дня, а теперь я не находил себе места уже с неделю.