Финики | страница 26
- Дело говоришь? - выплюнутый зуб летит на землю, - какое у тебя, осёл, может быть ко мне дело?
- Это ты осёл! Ты щас за всё ответишь!
Слава разлепил окровавленные губы:
-Хочешь, докажу тебе, что я не осёл?
Расул не отвечая, медленно, наслаждаясь моментом, достал нож, который передал ему отец. Возможно, Ник просто не видел его, так как был крещён кровью, и я хотел было крикнуть об этом, но... не стал. В тот момент я не являлся личностью, а был навозным жуком.
- Ты же не хочешь меня изнасиловать, так? - продолжал Слава и я подумал, что ему отбили мозг.
Расул властно сказал:
- Ты чё мелишь? Пидор что ли? На хрен ты мне сдался. Щас тебе конец придёт, сука русачья.
- Отлично, значит мне нечего бояться. Это простейшее доказательство того, что я не осёл. Если ты не хочешь меня изнасиловать, значит... я не осёл....
Это была последняя Славина шутка в жизни.
Расул бил его долго, до кровавой рвоты, до волдырей на собственных пальцах. Вокруг рта парня трава налилась багрянцем и пригнула пожухлые стебли, словно в небе взошла кровавая луна. Я видел, как твердый эфес ножа впивался в лицо скинхеда. А затем, размахнувшись как при косьбе, Расул с силой вогнал нож в живот Ника. Ещё и ещё, так, что меня самого охватил нервный спазм.
- Ай, молодец! - заверещал один из айзеров, снимающий избиение на видео, - смерть скинам! Смерть русакам!
Расул застыл, тяжело дыша и держа в руке окровавленный нож. Крови на нём почти не было, лишь какие-то бледные розоватые полоски. Он грозно глянул на меня:
- Если ты кому расскажешь, тебя точно также прикончим. Ты понял? Ты понял, сука, что с нами нельзя шутить?
Мне не требовалось отвечать, мой ошеломлённый вид говорил сам за себя. Затем бандиты, несколько раз плюнув на лежащее тело, заскочили в автомобили. Вереница машин укатила вдаль, оставив на земле избитое тело Славы. Разгорячённая от драки земля прогибалась под моей поступью. Я заставил себя присесть рядом с телом и с икотой, подступившей к горлу, потрогал парня за шею. Под ней как будто слабо стрекотал сверчок. На моей руке медленно сомкнулись пальцы Славы.
Он был жив.
Моё сердце впитывало стыд. Я даже впервые решился почитать Ницше, о котором так много говорил Слава, потому что чувство трусости, превращало меня в ватного манекена. Когда на следующий день Расул ободряюще хлопнул по плечу, то меня чуть не вырвало от омерзения к себе. В последний раз я так страдал в шестом классе, когда предмет моих воздыханий, которому я посвящал первые ломкие стихи, вдруг начала целоваться с другим мальчиком. Правда, тогда мне хватило на исцеление два дня, а теперь я не находил себе места уже с неделю.