От волнения мы совсем позабыли заново запастись вафлями. Дома навстречу нам выбежал мой сын Илья.
— Ах, бедный мальчик, а ведь твои вафли слопал Педро!
Илья понял не сразу:
— Как же он забрался в тележку?
Мать рассказала ему о том, как подковывали Педро. Глаза Ильи погрустнели.
— Значит, теперь Педро придется танцевать, пока он не упадет замертво.
— Как так?
Оказывается, Илья вспомнил конец сказки о Белоснежке. Там злая мачеха должна была танцевать в раскаленных башмаках до смерти. Так мы обнаружили, что некоторые сказки не лишены жестокости.
Перед моим окном среди лугов течет ручей. Из него пьют воду лесные птицы. Когда здесь тихо, сюда прилетает даже пугливая иволга. Весной вверх по течению устремляются к нерестилищам большие щуки. В сумерках вниз по ручью плывут дикие утки. Они покидают укромные камышовые заросли на озере и охотятся на мальков в прозрачной воде ручья. Когда мы только поселились здесь, я подолгу простаивал над ручьем, зачарованный жизнью маленького подводного мирка.
Вскоре люди из города обнаружили мой домик в долине среди лесов. Мое рабочее убежище было открыто. Явились газетные корреспонденты.
— Вы здесь живете?
— Да, я здесь живу.
— Почему вы живете здесь?
— Потому что вы не живете здесь.
«Он грубиян», — рассказывали корреспонденты в городе, потому что под видом каламбура я сказал им правду. В ту пору газетные работники еще мало интересовались деревней.
И среди моих собратьев по перу нашлись охотники почесать языком: «Он приобрел крестьянскую усадьбу», «Он насквозь пропитан индивидуализмом», «Он барышничает лошадьми».
Вот какие слухи распространялись в городе о моем деревенском житье-бытье.
Как-то дождливым воскресным утром, когда я корпел над своим романом, у крыльца остановилась большая легковая машина. Из нее вышел мой собрат по перу. Я заметил это лишь тогда, когда истошные гудки вдребезги разбили воскресную тишину. Сгорая от любопытства, к машине тут же сбежались жители нашего хутора. Модный пиджак писателя уже изрядно промок. Гость спрашивал у соседей, где же это, черт побери, находится мой загородный особняк.
— Здесь! — ответили соседи и показали на мою хибарку как раз в тот момент, когда я появился в дверях.
Тут из машины вышла жена писателя. На ней было воздушное платье.
Моя жена была в отъезде. Я жил холостяком и уже три дня ел из одной тарелки, одной и той же ложкой, лишь бы не мыть посуду. Я провел гостей в свою рабочую комнату. Дама отряхивалась. Подняв руку, писатель потрогал потолок моей конуры и сказал:
