К этому моменту ребенок почему-то затих, а вскоре подошли женщины и сказали, что он заснул.
Оставшийся путь к аббатству в свете угасающего дня прошел беспокойно. Энджи наконец убедили — главным образом Геронда — привязать ребенка к спине лошади, как он, несомненно, и путешествовал и к чему привык, пока были живы его родители. Она нехотя сдалась, и всем немного полегчало. Солнце еще стояло над горизонтом, когда кавалькада выехала из леса в поле, окружавшее строения из темного камня. Это оказался настоящий замок, и их пропустили без всякой задержки, как только часовому были объявлены имена и положение Брайена и Джима. Джим был чрезвычайно рад возможности проехать на своем коне через ворота во двор замка, а еще больше спешиться, отдав поводья одному из своих людей, и войти в освещенную переднюю. Внутри было так же холодно, как и снаружи, разве что ледяной ветер не пробирал до костей.
Воинов провели в конюшни, где масса соломы и одежды, которая была при них, помогла им зарыться и устроить лежбище, чтобы не замерзнуть ночью. А если бы кто-то и замерз, аббатство должным образом опечалилось бы случившимся, но… на все воля божья. Оруженосцы — и Джима, и Брайена — зашли в замок, где обоих разместили возле кухни, в каморке чуть больше собачьей конуры.
Джим и его спутники, войдя в замок, обнаружили лишь несколько каминов с еле тлевшими дровами, но в комнате с голыми каменными стенами и узким закрытым ставнями окном горел большой огонь. Комната предназначалась для Энджи и Джима.
Однако Джим тут же обнаружил, что его гонят из теплого местечка — оно в момент превратилось в детскую, которую заняли Энджи, Геронда и женская прислуга. Оказалось, что ребенок нуждается в массе вещей, ведь он попал к ним без запасной одежды или няньки, которая ухаживала бы за ним, Джим смутно помнил, как все происходит там, в мире двадцатого века, где даже бездетные женщины могли накормить младенца молоком. Энджи, конечно, могла об этом знать. Тем временем оказалось — Джим понятия не имел, каким образом, — что известие о прибывших успело распространиться по всей округе и аббатство уже послало в соседние села, которыми владело, просьбу прислать сюда кормящую мать. Джима отослали в каморку Брайена — ее трудно было назвать комнатой, — где тот уже разместился. Тем не менее, здесь тоже горел камин и, благодаря небольшим размерам, комната быстро обретала обжитой вид.
Брайен с удобством расположился за небольшим столиком с вином и едой, предоставленными хозяевами. Красное вино искрилось и выглядело заманчиво, вероятно, его доставили из подвалов для высокопоставленных гостей. Однако из еды имелась лишь рыба, которую здесь называли сушеной сельдью. Запах сельди Джим почувствовал, как только вошел. На селедку Брайен даже не глядел — постная пища его мало интересовала.
