Семейная реликвия | страница 11
Грачев скрипнул зубами:
— Ты?!
— Конечно! Повозишь, пока жатва, потом на курсы поступишь, шофером станешь. Вот как я...
— Ну, знаешь!.. — перебил его Грачев. — Удружил называется. Трепло!
Они поругались — жестоко, зло, впервые за все годы дружбы. Тут и возникло у Грачева решение, которое медленно назревало в его душе с первого дня появления в бригаде и которое он скрывал даже от самого себя.
— Уеду я отсюда!
— Ну и проваливай! — неожиданно заявил Ибраев.— Хочешь, я тебе и билет на поезд куплю?
Грачев молча вытащил деньги, отсчитал несколько бумажек, протянул Ибраеву.
— Ты серьезно? — тихо спросил Нурпеис.
— Так точно!
— Ну что ж... Куда брать?
— До Рязани. Там у меня тетка живет.
Нурпеис укатил, а Грачев поехал к колодцу.
На следующий день утром он запряг лошадей в водовозку и под уздцы подвел их к кухне.
— Синица, сама езжай.
— А ты?
— Мне нужно в контору, — и он решительно зашагал от кухни.
Синица закричала:
— Ты с ума сошел! Кто же будет обед готовить? Нельзя мне ехать, слышишь? — И вдруг закончила тревожно и тихо: — Юра, не дури, слышишь?
Но Грачев не хотел ничего слышать. Он шел пешком, чтобы избежать излишних вопросов дотошных шоферов. Нещадно палило солнце. Пылили дороги. Рябило в глазах.
В конторе было безлюдно, и Грачев обрадовался: не будет встречи с директором. Очкастый дядька и рта не успел раскрыть, как сержант припер его к стенке:
— Обратно в часть вызывают. Не имеете права отказывать в увольнении.
И дядька сдался без боя. На прощание он даже пожелал Грачеву новых успехов в боевой и политической подготовке.
В бригаду Грачев возвращался после обеда. Шагал по пыльной дороге и насвистывал старую добрую строевую песню: «Дальневосточная, даешь отпор!» Но на душе было противно. Все-таки сбегает. Да еще наврал.
На полпути между озером и бригадой он увидел свою водовозку. Она одиноко стояла на обочине дороги, у копны сена. Лошади, опустив голову, отхлестывались от слепней. Как они очутились здесь? Грачев подошел. У копны лежала незнакомая женщина и тихо стонала. Лицо ее, бледное и потное, кривилось от боли.
— Что с вами?
Женщина дико взглянула на него, кусая губы.
— Уйди, бесстыжий! — закричала она громко, по-бабьи, а потом зажала рот ладонью, заглушая этот утробный крик.
Только тут Грачев заметил темные пятна на бледном лице и все понял. Он испугался. Чем он мог помочь ей? Что нужно делать?
— Воды, — прошептали спекшиеся губы. — Воды, милый.
И тут в голове у Грачева мелькнула догадка: это и есть Евдокия Павловна, тетя Даша, бывший водовоз бригады.