— Прямо уж… — отмахнулась девушка.
— Мы, конечно! — наседал Кочубей. — И никаких этаких благородствиев не было.
— Правильно, секретарь! — поддержал его кто-то из трактористов. — Дай ей жару!
— Да я что? Я ничего… — смущенно начала оправдываться Маруся и даже перестала дуть на руки.
— То-то! — одобрительно заключил Кочу бей, еще раз похлопал ее по спине п пошел прочь.
Все с любопытством посмотрели на Максимовну.
— Ты что же, милая, озябла? — сочувственно спросила она, вступая в круг трактористов.
— Горожанка… — объяснил за Марусю один из них. — Ничего, работать начнем — жарко будет! —
Он внимательно посмотрел на Максимовну. — А вы кем у нас, мамаша?
Что ответить ему?
— Так… поварихой…
— Ура-а! — закричали ребята. — Вот теперь заживем!..
«Поварихой… — горько усмехнулась Максимовна. — Знали бы, что я за Гришкой приехала, небось не закричали бы». Она отошла от компании и направилась к окраине лагеря. Хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями. Но мысли одни и те же: люди начинают поднимать целину, Гриша где-то далеко-далеко, а она здесь одна, и никому нет дела до ее материнских переживаний. «Ура-а! — усмехается Максимовна. — Придумают тоже…»
А кругом, насколько хватает глаз, степь, бурая, взъерошенная тугим нескончаемым ветром. Ветер доносит тревожные весенние запахи, обжигает лицо, выбивает из-под платка седые мягкие волосы.
— Пелагея Максимовна! — услышала она позади себя взволнованный голос Кочубея. — А я вас ищу.
Максимовна обернулась:
— Зачем?
— Завтра утром на центральную усадьбу выезжаем!
— А реки? — недоверчиво спросила Максимовна.
— Директор решил пробиться! Посевная наступает.
— Ишь ты… Рад, поди?
— Еще бы! — улыбнулся Кочубей.
Утром отправились в путь. Ревели моторы тракторов, лязгали гусеницы, дрожала земля. По взлохмаченной бурой степи стремительно проносились упругие шары перекати-поля. В косматом небе летели косяки гусей и уток. Ветер прижимал их к земле, сносил в сторону, и они летели тяжело, натужно, словно против течения.
— Летят, сердечные! — крикнул Абрамов, заглядывая в смотровое окно.
— А? — переспросила Максимовна, нагибаясь к директору.
— Летят, говорю, утки и гуси! — крикнул тот в самое ухо Максимовны. — До дому, до хаты…
— Так, так, — кивнула старушка и опять замолчала.
Она сидела между Абрамовым и Кочубеем, который сосредоточенно вел трактор. В кабине было тесно, тряско, и у Максимовны разболелась голова. Разговаривать не хотелось. Неотвязно думалось о предстоящей встрече с Гришей. Как он? Что с ним? Согласится ли уехать в Иваново?
