— Значит, не хочешь, Саша? И не скажешь почему?
— Я не могу тебе сказать… — снова улыбнулась Саша, так помилевшая за последнее время.
Может быть, ее хорошило новое пальто с лисьим воротничком, которое ей купили на завкомовские деньги. Пальто было синее, в цвет Сашиных глаз. И русая коса так красиво лежала на синем сукне.
— А я думал, — Володька сглотнул слюну, — может быть, вместе бы поехали… Мне тоже путевку дадут, если попрошу.
— Тебе же скоро в армию.
— Ну и что?.. Можно и оттуда в армию. Но раз ты возражаешь…
Володька затеребил какие-то бумажки, полез для чего-то в стол. Потом откашлялся и сказал:
— Слушай, комитет мне поручил обследовать твою жизнь. Какой у тебя адрес?
Саша посмотрела на него с удивлением.
— Ведь вы же у меня были…
— Кто мы? — Володька опять начал краснеть.
— Ты с товарищем Лучиной. Ведь были, правда?
— Были, — сказал Володька. — Ты за керосином уходила. Я тебя тогда, между прочим, искал на Соборной улице и не нашел… Ты, наверное, на Колтушиху пошла?
Саша кивнула. В глазах у нее синела радость. Но она глядела мимо Володьки.
— Сказала бы мне, я бы притащил тебе керосину, — тихо сказал Володька. — Что мне, трудно, что ли?.. Ты мне всегда говори, если тебе что надо…
Он вдруг заметил, что Саша уже что-то хочет просить. И подался вперед. Но Саша только спросила с нежной таинственностью:
— Вова, ты не знаешь, как… его зовут?
— Кого?..
— Лучину…
Володька растерялся.
— Не знаю… Как-то ни разу не слыхал. Зачем тебе?..
Саша не ответила. Лицо ее улыбалось, синели глаза, розовели щеки.
«Кукла! Наверное, влюбилась…» — вдруг с досадой подумал Володька, стараясь отвести глаза от Саши. И спросил ревниво:
— Он что, понравился тебе?
Саша кивнула головой.
— Он такой необыкновенный! — сказала она искренне.
Под Володькиным отчуждающим взглядом она не смутилась: видно, ей было очень хорошо от собственного чувства.
— Ну ладно, — сказал Володька. — Мне сейчас некогда, ты иди.
Когда остался один, сжал голову, стриженную под бокс, потом положил щеку на зачерниленную крышку стола.
— Вот черт!.. — сказал он вслух. — Не везет же человеку!..
Не потому так сильно Володька влюбился, что уж очень хороша была эта Саша. Хороша, конечно… Но главное — романтика сгубила его: защитить, помочь!.. Когда узнал про Гребенюка, сначала тошно сделалось, противно, а потом только одна мысль резала: как бы Гребенюку морду набить, вырвать у него Сашу, такую, какая она есть.
Володька прикрыл глаза и представил себе Сашину темную комнату с черными, мертвыми часами и проломанным диваном. Саша в углу, прячет лицо в платок, а тот тянется с лапами: «Ты чего это ломаешься, строишь из себя…»
