И ведь он прав. Это так. Не слишком ли многого я хочу от жизни, от этого человека? «Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Я могу быть рядом с тобой. Оставаясь самим собой при этом. Читать книги и писать, Алёна, — это тоже большой труд, который требует много времени. Если бы я занимался чем-то другим, наверно, я чего-то добился бы. А так — у меня две книги стихов».
Известие о моей измене глубоко огорчило его. «Прав был Толстой — оставляя женщину, мы толкаем ее к разврату. А потом она бросается под поезд. Анна Каренина не была цинична…» Я стала объяснять ему, что, мол, я женщина, что женщине нужен дом и ребенок, и если мужчина не даст ей этого, то она уходит. «Женщины разные, Алёна, нечего всех чесать под одну гребенку. Ты ушла, другая бы осталась и разделила со мной все это. И была бы счастлива. Мне кажется, приняв такое решение, ты изменила себе. Той себе, которую я знал».
— И какая я была, по-твоему?
— Мне кажется, ты женщина, которая когда-то опоздала на автобус, на котором ей очень нужно было уехать.
Когда-то я хотела любить поэта, и Бог мне это дал. А я не выдержала. Я не осталась с ним рядом до конца, я предала его.
C: \Documents and Settings\Егор\Мои документы\Valentina\Vademecum
Man.doc
— Скажи, чем я тебе плох?
— Ничем, Сергей, ты не плох.
— Но тебе нужен другой мужчина, да?
— Мне никто не нужен.
Они ехали к нему, и, выпив по чашке горячего, обжигающего чая — иногда у него можно было разжиться печеньем или ложкой начинающей киснуть сметаны — без воодушевления и словно исполняя обязанность, целовались.
— Я люблю тебя, — говорил он.
— Это ничего не значит, — отвечала она. — Всего лишь формула, ритуальное обещание. Пушкин уже сказал это.
— И что?.. Повторить невозможно?
— Пушкин — наше всё. Остальное — обычное эпигонство.
Потом они засыпали. Валентина — позже. Она глядела на спящего чужого ей человека и думала отвлеченно и почти официально, как будто была одета. Думала о том, как с возрастом становится всё труднее найти мужчину. И не потому, что ты сама утрачиваешь привлекательность — хотя конечно, да, наверное, и это тоже. Годы женщин просто изничтожают.
Но, просыпаясь, видеть его лицо, улыбающееся, мятое от сна, в уголках глаз влага — нужно умыться, табачное дыхание — почистить зубы… Это совсем не то, что бывало раньше, когда твой друг, отнимая руки, которые только что сплетал с твоими, приподнимал свое юное лицо, овеянное сном, от подушки. У нее такое было в жизни. У нее был один мужчина.
