— Раздевайся, браток, я приготовил тебе сухое обмундирование и обувь, — сказал Гуртьев и, когда боец переоделся, угостил ужином.
— Водки выпей, — приказал он, наливая гостю сто граммов, — тебе полагается.
Когда боец поужинал, полковник разрешил ему отдохнуть у разведчиков.
— Дозвольте обратиться, товарищ полковник, — отвечал земляк, — если можно, отпустите в часть. Погода будто поправилась, как бы немец не перешел в атаку, у нас же совсем мало народу в роте.
«Да, — подумал я, — вот это настоящий человек!»
…Небольшое наступление наших подразделений, продвижение вперед на двадцать — тридцать метров заставили гитлеровцев несколько ослабить напор по всему фронту нашей дивизии. Теперь они занялись вытеснением нас из захваченного дома. Но именно здесь сибиряки оказали сильное сопротивление. Полуразрушенное здание — часть священной сталинградской земли, которую нельзя отдать.
Но через дня два мы все же отдали и этот дом. Враг слишком нажимал. Он даже нарушил свое расписание, атаковал и ночью, и на рассвете.
Командиры полков просили подкрепления, а комдив продолжал «доить» тылы, но, увы, теперь «удой» был слаб. Об этом говорилось на одном из совещаний на КП дивизии. Помню, как сейчас, это совещание. Несмотря на трудное положение, командиры полков спокойно докладывают обстановку. Вот очередь доходит до майора Чамова. Он худощавый, среднего роста, с мохнатыми бровями, серыми глазами, подвижной. Руки все время в движении. Чуть сутулясь, он хмурится и, резко проводя рукой по своим и без того гладко зачесанным назад волосам, сообщает о потерях. Они не так уж велики, вчера выбыло из строя тридцать человек, но, когда сотня осталась, такой урон громаден. Чамов не делает вывода, но вывод напрашивается сам собой: передовая редка, как бы не просочился враг. Гуртьев слушает, а потом возражает. Его довод один — особенность сталинградского воина.
— Наши бойцы прекрасно освоили тактику городского боя и поняли его идею. Инициатива — вот характерная черта каждого из них, она проявляется в любой, даже самой незначительной стычке. Держаться можем, — утверждает он.
Все понимают — правильно. Но… командиры полков разочарованы. Они убеждены, что у Гуртьева в резерве батальон. На это они надеялись, идя на совещание. Всем казалось, полковник скажет: ладно, дам по роте, а если даст — отлично, можно будет усилить обескровленные части.
Нет, командир дивизии ничего не дал. Да и не может дать.
— А знаете, — неожиданно говорит Гуртьев, — пожалуй, хорошо, что нас мало. Я верю, готовится кулак, который обрушится на немцев. А пока пусть враг думает, выдохлись, мол, русские. Да! Иначе и быть не может, — говорит он уверенно, — не обезлюдела же Россия. Если нам скупо дают пополнение, значит, оно необходима для прорыва фронта, окружения, разгрома противника.
