Сколько раз после я вспоминал эти пророческие слова, но в ту минуту рождались сомнения. Окружить такую громадную силу? А все же ответ комдива поднял настроение, и мы как-то приободрились. Логика слов действовала. В самом деле, раз не пополняют такой важный участок, как сталинградский, значит, с умыслом. Вспомнились рассказы возвращающихся из тыловых госпиталей раненых, они утверждали: позади — войск тьма-тьмущая.
Но командир дивизии уже говорил о другом.
— А о пленных, майор, вы не думаете. Почему их не берете? Они ведь нам необходимы, — спросил Чамова комдив.
— Думал, — ответил майор. — План у меня есть. Разрешите доложить?
Полковник кивнул головой. Он слушал Чамова с интересом, чуть приподнимаясь в кресле. Теперь глаза Гуртьева как-то особенно оживились. Комдив любил, когда подчиненные проявляли инициативу.
— Да, рискованно. Очень рискованно. А вы уверены, что пленные будут? — наконец спрашивает он.
— Уверен! И пленные, и большая неприятность противнику. Он много солдат потеряет.
— Хорошо, выполняйте. Только еще раз продумайте все детали, — соглашается полковник.
Меня прикомандировали к Чамову на время боя. Вернувшись к себе, майор тотчас же вызвал командира взвода младшего лейтенанта Рябинина. Взглянув на него, Чамов спросил:
— Письмо от жинки получил?
— Получил, товарищ майор.
— Как дома, благополучно?
— В порядке, товарищ майор.
— Да я и по тебе вижу, что в порядке. Будешь писать — передавай привет.
— Спасибо, товарищ майор. — Рябинин улыбнулся, вероятно вспомнив что-то хорошее, родное. Слова командира полка согрели его. Быстрым движением головы он откинул назад свою черную шевелюру. Чамов превосходно знал бойцов и командиров своего полка, был в курсе их домашних дел, он умел поругать, а когда надо и утешить; знал он также, что Рябинин ушел в армию на другой день после свадьбы и грустит, когда жена долго не пишет.
— А теперь поговорим о войне, Степан Тимофеевич, — сказал Чамов, и его лицо сразу стало серьезным, — дело предстоит нелегкое, а от его выполнения зависит многое.
— Я слушаю, товарищ майор, — отвечал командир взвода.
Рябинин страдал застенчивостью. Он всегда предпочитал молчать, и со стороны можно было подумать, что ему сказать просто нечего.
Ближайший к противнику окоп находился в нескольких десятках метров от заводской стены. Выгодность этого окопа заключалась в том, что он не просматривался ни с одного гитлеровского наблюдательного пункта и не простреливался. В то же время амбразуры позволяли держать гитлеровцев под неослабным контролем. Окоп обороняли трое бойцов. Они постоянно были начеку, зная, что малейшая оплошность — и конец, захватят немцы. А тем, конечно, нужен был такой великолепный наблюдательный пункт.
