Вернулся в зал, снова листал проспекты. «На снимке дер
Гоббинс в гуманитарном колледже Фонда Сороса в городе на Неве».
Председатель, монотонный, как гудящие вентиляторы, объявил,
что настало время обеденного перерыва, но что слово для справки просит, он
прочел, А.Г.Резвецова. В зале кто сел обратно, кто встал и выходил. На трибуну
поднялась молодая женщина в темно-синем костюме с белым воротником. Явно
верующая, подумал я. Так решил потому, что она была повязана тонким шелковым
платком, скрывшим волосы. Видно было, волновалась. Быстро надела очки.
Перебрала в руках белые бумажки, потом их отодвинула, сняла очки и взглянула в
зал.
– Уважаемый председатель, – председатель собрал
бумага и ровнял их, пристукивая о стол, – уважаемые члены симпозиума. Я
просто спрошу уважаемого господина баптиста. Спрошу, почему он решил, что нас
надо учить тому, как... – Она оглянулась на председателя, тот выразительно
посмотрел на часы.
Женщина справилась с волнением и заговорила спокойно, даже
назидательно:
– Почему кто-то вдруг решил, что учение Христа надо
развивать? То, что в Россию без конца едут и учат нас жить, мы к этому
привыкли, но есть вещи святые, неприкосновенные. Вас, господин баптист,
оправдывает немного то, что вас, по-моему, никто, кроме меня, не слушал.
(Точно, не слушали.) Разве Иисус Христос в эпоху, как вы выразились,
компьютерного мышления стал, прости, Господи, иным? Как понять ваши
умозаключения о том, что нигде в Евангелии нет намека на общение Христа с
ведущими представителями науки и культуры того времени? Что в числе апостолов
не было ученых, а были неграмотные рыбари? Конечно, была тогда уже культура
Греции и Рима, и Александрийская библиотека была, школы Дамаска, Каира. Ну и
что? Это же все было языческое.
– Время, – напомнил председатель.
– Главный посыл баптиста в корне неверен, – четко
говорила женщина. – Как это развивать учение Христа, как это
трансформировать применительно к современности? А завтра будет другая
современность. Опять трансформировать? Такие заявления – издержка
неправославного мышления.
– Спасибо, – сказал председатель. – Перерыв.
Я оглянулся – для кого она говорила? Баптисту что-то шептал
переводчик, баптист сделал жест в том смысле, что ничего этим русским не
докажешь. Зал пустел. Женщина шла к выходу по ковру между рядами. Я поклонился
ей. Она взглянула. Лицо ее было в легких розовых пятнах. Глаза ее не искали
сочувствия, ясно, она объединяла меня с этим залом.
