Живов (с грозной доброжелательностью). Ну, я скажу. Мне было очень приятно слушать Валентина Семеновича. Я узнал целую большую традицию. Знаете, когда в 1918-ом году провели реформу орфографии, Блок говорил: больше не могу жить, вот «лЕсъ» с «ятем», там листочки шуршали, а «лес» без «ятя» никуда не годится. И вот в эту традицию, замечательно, как и положено мастеру слова, вписывается Валентин Семенович. Вообще говоря, я думаю, что это ни на чем не основанная мистика. Ничего такого нету. То есть совсем нету. От того, что мы говорим «мне это трудно» или «мне это сложно», ровно ничего не меняется. Такие процессы происходят в языках постоянно, одно слово заменяется другим словом, одно выражение другим выражением. Мы, конечно, можем этимологизировать и говорить, что «трудно» связано с «трудом», а «сложно» связано со «складывать». И что-то еще такое. И утверждать, что где-то в какой-то доле или половине мозга это как-то влияет на сознание… Но реальность тут ни при чем.
Ведущий. Но для Валентина Семеновича «чистая мистика» — положительно окрашенное выражение.
Живов. Ну да, а для меня отрицательное.
Непомнящий. И вокруг мы наблюдаемая безответственность, которую выражает выражение «мне это сложно», а не «мне это трудно». Безответственность, из-за которой падают самолеты… (Живов, с иронической готовностью. Да-да-да…) …взрываются дома, это все очень даже реально…
Живов. Насчет прогресса цивилизации я вашу позицию понял. Не могу сказать, что вполне согласен, но это устоявшаяся точка зрения, будто человечество постоянно движется к своей гибели. Поскольку мы знаем, что когда-нибудь конец света наступит, то, вообще говоря, у этого даже есть свой резон. Падаем-падаем, и в конце концов, упадем. Впрочем, может быть, наоборот, мы подымаемся и подымаемся и, наконец, подымемся. Но это уж как угодно, смотрите, как хотите. Во всяком случае, я думаю, что выражение типа «сложно», «трудно» или то, как редактор газеты чего-то там не различает — никакого отношения к пути человечества навстречу своему конечному назначению не имеет. Да, язык каким-то образом связан с созданием того общества, которое им пользуется; такие связи мы и называем иногда «языковая картина мира». Что она делает с данным обществом, толкает ли она его куда-нибудь, создает ли какой-то менталитет, который можно пощупать и увидеть — совершенно не ясно. Вообще говоря, нам очень не хватает здорового здравого смысла. Простите за тавтологию. Такого нормального рационализма. Не все в жизни объяснимо, не все сводится к рациональным причинам и факторам, но мы все-таки должны понимать, что, когда мы занимаемся рассуждением, мы должны, прежде всего, рассуждать о том, что доступно разуму, а не о непонятных вещах типа того, как какие-то непонятные штуки в языке влияют на человеческую историю.
