— Виноват, — сказал Пим, обращаясь к упавшему кусочку, — что проглотил другую часть Тебя.
— Мистер Пим!
Клирик церкви святого Николая глянул на амвон, заглянул в придел, но никого не увидел.
— Мистер Пим!
Его имя произнесли рядом с ним.
— Ежели малюсенькая корочка обратилась в Бога, то, стало быть, это она и говорит, — решил Пим.
— Отчего бы и нет? — сказала просвира. — У меня столько же прав говорить, как у любого другого.
— Ну да, так и есть, — воскликнул Пим, — а теперь, раз Ты разговорился, может, выслушаешь меня, и, стало быть, уважишь нашу с Джонни просьбу.
— Говори, — сказала просвира.
— Мы тут с Джоном Тулом, — произнес Пим, — с тем, значит, что под тисом лежит, где солнце не светит — просим Тебя в последний день оставить нас двоих лежать в земле.
— Но вы же еще не мертвы!
— Мне-то давно пора с Богом свидеться, — сказал клирик. Просвира улыбнулась. — Добрая могила да ладный гроб — это хорошо, но мне как-то неохота ни в рай, ни в ад. Хочется лежать там, куда меня положат, рядом с Джонни, чтобы наверху, в деревне, дни приходили и уходили, возвращались и снова уходили. Большой серый камень, что стоит в поле, так и будет там, и амбар мистера Толда тоже. Мы с Джонни не хотим идти ни в какое новое место, мы лучше будем сухими костьми в Мэддере — потому как это наш дом — чем господами на небесах.
— Увы! — произнесла просвира.
— Ты-то знаешь, — продолжал Пим, — что я в компанию к барам не гожусь; они только надо мной шутки шутят.
— Ну что ж, это так, — ответила просвира, — это так.
— А миром-то я доволен, — сказал Пим. — Жизнь была у меня добрая. До того, как стать клириком и да силки на кроликов расставлять, я у мистера Толда землю пахал. Люблю иной раз присесть ночью да потолковать о тех, кого уже нет. Меня скоро тоже не будет, и я не желаю, как и Джонни, чтобы меня тормошила какая-то труба.
— Зато все другие хотят восстать, — заметила просвира, — даже духовенство.
— Духовенству-то, — сказал Пим, — так легко не угодишь. У них и слуги есть, и даже собачки разные. Они вон и баранину едят, и рисовый пудинг, у камина посиживают и музыку слушают.
— Скажи мне, — осведомилась просвира, — говорят ли люди обо мне? Поминают ли меня?
— Поминают, и еще как, — пробормотал Пим.
— Как же? — спросила просвира.
— Пастух клянет Тобой своего пса, возчик Бир хает Твоим именем старика Боксера, а мистер Такер говорит, что Ты вроде как не лжец.
— И, тем не менее, Я создал зеленую траву, мистер Пим!
— Просто Пим для духовенства, — сказал Пим.
