— Грегор, — сказала я, — почти ничего не знает о наших с Юргеном решениях при разводе, особенно о тех, что касаются Матиаса. Я, собственно, никогда с ним об этом не говорила. Да его это вообще-то никогда и не интересовало. Мне нужно рассказать ему обо всем более подробно.
— Это твоя ошибка, — вступилась за него Инга, — ты должна как можно быстрее исправить ее. Вот увидишь, если ты обо всем расскажешь, он найдет способ помочь тебе. В этих вопросах мужчины действуют смелее, чем женщины.
Она была права. Во всем, что касается Матиаса, Грегор никогда не позволит себе поддаться чувствам.
— У меня есть хороший адвокат, — сказала я, — он уладит мое дело. До совершеннолетия сына Юрген не имеет права что-то предпринимать. То есть у меня есть еще два года.
— А как Матиас, — хотела знать Инга, — относится к своему отцу? Он может поддаться на его уговоры и сделать что-нибудь наперекор тебе?
Я не спешила отвечать.
— Нет, — сказала я потом, — он не послушает отца, который три года не заботился о нем.
Правда, до конца я в этом не была уверена. Я никогда не спрашивала об их переписке и совершенно не представляла, что думал об отце Матиас за эти последние три года. Я знала, что Матиас был в отчаянии, когда Юрген так далеко уехал. Но, с другой стороны, это расстояние могло многое смягчить между ними и способствовать тому, что Матиас простит отца и тот издалека предстанет перед ним в выгодном свете. Юрген стал там, как я узнала, влиятельным человеком. Он сделал еще более успешную карьеру, чем здесь. Семнадцатилетнему юноше это может понравиться. Да еще когда эти успехи совершаются в таком экзотическом месте. Тем более что интернат он покидает лишь для того, чтобы навестить мать — стареющую бюрократку без всяких успехов по службе, которая снимает квартиру и имеет ненавистного сыну молодого любовника.
Обо всем этом я и раньше много думала, но всегда отодвигала эти мысли в сторону, чтобы хоть как-то жить дальше. Теперь я уже не могла так просто отделаться от них. Я жалела, что ни разу не спросила Матиаса о его отношении к Юргену. Эта тема всегда была для нас запретной. Я чувствовала, что Матиас не хочет говорить об этом, и боялась, что он скажет мне неправду, если я заговорю об отце.
Я попросила Ингу зайти ко мне. Она сначала не хотела, но потом согласилась.
Я заранее знала, что фрау Хорнберг объявится сразу же, как только увидит меня с кем-то. И действительно, когда мы вошли в парадную, она быстро выскользнула из своей двери и со значительной миной сообщила мне, что на мое имя писем не поступало.
