Повестка без адреса | страница 58
Кожара достал «поллитровку»:
— Помянём Женьку?
Я, наконец, добил «Историю Российской Империи».
Можно писать свою.
Сидя в одиночестве на разбитом, лупившемся краской «корабле», подводил итоги. За месяцы моего вдохновения хватило только на молитву: «Господи, не принимай всерьёз мои слова, ибо жалобы мои глупы, а надежды — напрасны! Бормочу, сам не зная что, как испорченный автомат. Жив — и ладно, умер — не велика потеря! Не прислушивайся ко мне, Господи, ибо прошу, не зная что, и иду не зная куда…»
Северные ветры, задирая изнанку листве, ложились рябью на блестевших в траве лужах. Лето кончилось. Оно смотрело из прошлого пустыми, как у мертвеца, глазницами, читая в этом рассказе второе название:
«СОРОК ГРАДУСОВ НАД УРОВНЕМ ГОРЯ»
ДНЕВНИК, ПРОДИКТОВАННЫЙ БУРЕЙ
Наши сны — это осколки Сна, разбившегося в первый день от Сотворения, когда Господь пробудился, чтобы зреть мир. Он был разочарован и разорвал в клочья план мироустройства. Из бури, которой с ужасом внимал Адам, Господь сообщил, что покидает этот неудавшийся Эдем. Адаму был всего день от роду, он был младенчески чист и видел женщину только в кристаллике сна, упавшего на него после пробуждения Творца.
С тех пор страницы, хранящие Божественный замысел, разлетелись по миру, как дым от костра. Они обернулись снами, линиями на ладонях и танцем рыб. Они слышатся в крике сойки, песни цикады и невнятной речи пророка. Их алфавит слагают судьбы. Они проступают в азбуке лунных пятен, очертаниях облаков и иероглифах мошкары.
СТРАНИЦЫ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЕ ДНЯМ, КОТОРЫЕ ПРЕДШЕСТВУЮТ НЕДЕЛЕ
Вначале был сгусток крови, и дух по имени голод, носился над бездной. И тьма заполняла тёплую мякоть, казавшуюся бесконечной. А потом, проникнув сквозь лесистое ущелье, время убило вечность, пришла пора света, резавшего глаза, и грубых, как руки нищего, пелёнок.
СТРАНИЦЫ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЕ ПОНЕДЕЛЬНИКУ
«Я пишу книги книги, а не бестселлеры», — морщился Роман Кондратов, когда его спрашивали о гонорарах. Но он лукавил, надеясь в свои неполные пятьдесят ещё получить известность. Каждое утро он отгораживался занавеской, выдвигал хромоногий стул и складывал буквы так, чтобы слово толкало слово. Потом пил чай и, растянувшись на кушетке, читал старых мастеров.
Этот распорядок исключил из его жизни время, дни, как песчинки в часах, слагали один длинный-предлинный День.
Среди литературной братии Кондратов слыл «интеллектуалом». «Бестселлер, как триппер, — говорил он, — переболеть им можно, но делиться неприлично». Ему крутили пальцем у виска. Но Кондратов плевал против ветра и не ловил попутного. «Зато спину не надует» — храбрился он. Однако чувствовал, что его будущее уже прошло, а прошлое так и не наступило.
