— Ладно, — весело согласилась она и взобралась ко мне.
К северу от Лонг-Бридж город меняется. Не так резко, как, к примеру, меняется Лондон к югу от реки или Стамбул за мостом Галата, но к северу от Лонг-Бридж Хельсинки становится унылым, люди здесь не так шикарно одеты, а грузовиков больше, чем автомашин. Сигне привела меня к жилому дому около улицы Хельсингинкату. В вестибюле она позвонила, чтобы сообщить о нашем приходе, но открыла дверь своим ключом. Редкие дома в Хельсинки блестят как только что отчеканенные монеты, хотя этот блеск и ассоциируется с финским дизайном. Большая часть из них напоминает поблекшие от времени гостиницы викторианских времен. Этот дом не был исключением, хотя воздух внутри был теплым, а ковры мягкими. Квартира, в которую мы шли, находилась на шестом этаже. На стенах висели литографии, звучала пластинка с записями Арти Шоу. Светлая и довольно большая гостиная была заставлена великолепной финской мебелью. Однако здесь хватило места и для того, чтобы свободно танцевать румбу.
Румбу танцевал невысокий коренастый мужчина с жиденькими каштановыми волосами. Одной рукой он отбивал в воздухе ритм, а в другой держал бокал с изрядной порцией спиртного. Его ноги отзывались на каждый такт музыки, и мы провели несколько понятных минут, пока стояли на пороге. Но тут он поднял голову, заметил нас и сказал:
— Ну, ты, старина Лими, сукин сын. Я знал, что это ты.
Легким движением он обхватил Сигне и потащил танцевать. Я заметил, что ее ноги почти стояли на его ботинках, и он приподнимал и двигал ее, как будто она была тряпичной куклой, привязанной к его рукам и ногам. Танец закончился, и он повторил:
— Я знал, что это ты.
Я ничего не ответил, а он залпом выпил остаток спиртного и сказал Сигне:
— «Ох, парень, цветик мой, не перед тем ты оголился…»[1]
Харви Ньюбегин был неотразим: серый фланелевый костюм, носовой платок с инициалами в верхнем кармане, золотые часы на запястье и раскованная улыбка. Мы были знакомы уже несколько лет. Он четыре года отработал в Министерстве обороны США, потом его перевели в госдепартамент. В свое время я пытался завербовать его, но Долишу не удалось получить разрешение на вербовку. Под набрякшими веками Харви скрывались быстрые умные глаза. Он наливал нам выпить, все еще изучая меня. Из проигрывателя продолжала звучать музыка. Харви налил три бокала виски с содовой, кинул лед в два из них и подошел к нам. На полпути снова уловил ритм песни и остаток пути проделал мелкими танцевальными шажками.
