— Знаем, — вздохнул Никитин.
— Вот-вот. Военный совет и задумался: в сам деле, неважно получается, товарищи. «Кто есть в живых на фабрике?» — спрашивает. «Есть один старичок, — докладывают, — вкусом табаков заведовал». — «Вызвать старика!» В тот же день, понятно, вызвали. Прямо в худых валенках и старой стеганке в землянку командующего доставили. «Вы, — говорят ему, — батя, самонужнейший человек на всем Ленинградском фронте. На вас, — говорят, — три, а то и пять миллионов бойцов во все глаза ныне глядят. Обувайте новые валенки, — приказывают, — надевайте положенную шубу». — «А в чем дело?» — выясняет старик. Он уж подумал, не в командармы ли по ошибке его намечают. Перетрусил, понятно, про низкое образование сказал: в академиях, дескать, не привелось учиться. «Мы с тебя академию не спрашиваем, — разъясняют. — Нам табак позарез нужен личному составу». — «А, табак — по моей части. Так бы сразу и сказали. Только где ж его взять? В Ленинграде он, известно, отродясь не водился». Тут командующий прихмурился и сказал ему: «Вот что, отец, я не зря тебя призвал. Садись и думай, как бойцов фронта табачным довольствием ублаготворить. Не отпущу до той поры, покуда не придумаешь». Накормили его, напоили, посадили у буржуйки думать. Неизвестно, долго ли он думал — может, день, может, все два, — однако же придумал старый.
— Ты скажи, какой мудрый! — воскликнул Слязнев.
— И как же? Что он там придумал? — спросил с нетерпением Самохин.
Сержант помедлил, затем с удовольствием сказал:
— А так же вот. «На фабрике, — говорит, — у нас пустые чаны стоят. Табак в них до войны мочили. Стало быть, табачный дух в них еще не вывелся. А с другой стороны, — доказывает, — в парках и садах много палых листьев с осени валяется. Зачем пропадают зря?»
— Идея! Ей богу, идея! — взметнулся Самохин. — Ровно сам Ломоносов выдумал.
— В том-то и дело, — мудро согласился Гущин. — Листья, стало быть, сгребли по-хозяйски, и теперь вот этот старичок, заведующий вкусом…
— Дегустатор, — подсказал Никитин.
— Пусть будет по-вашему. Он теперь для солдат новый табак квасит. Уверяет, точь-в-точь «Беломорканал» будет.
— Ну «Беломор», положим, не получится, а все-таки курево, ядрены палки!
Это за всех высказался Никитин.
— А вы как думали! — отрезал сержант. — Это ведь Ленинград… — Он неожиданно запнулся и поставил точку.
Бесхитростный рассказ сержанта Гущина вместе с артельной папироской внесли в наш кружок заметное оживление. Каждый стал друг к другу ближе, и в холодной землянке будто потеплело.
