— Что теперь?
Франческо не ответил. Прошествовал дальше по камням, хватаясь за влажные и ржавые столбы медного цвета, до бара, встал под его пол, чтобы тот служил мокрой, протекающей крышей. Подумал, что в жизни весь вопрос в том, с какой стороны на нее взглянуть. Присел на корточки около огромных валунов, нагроможденных у стены в качестве защитного ограждения, — глубже было не пролезть, проход перегораживала ржавая железная сетка, которая буквально кричала: осторожно, столбняк! Там, внизу, на небольшом бетонном основании высился один прожектор, и все. За ним только море, море и море.
— Франчи…
— Мм…
— Франчи, объясни, какого хрена мы должны торчать здесь, внизу?! У меня мышцы сводит, когда я на тебя смотрю.
— Иди сюда.
Лука фыркнул, поведение Франческо раздражало, он еще никогда не вел себя так… авторитарно.
Но Лука решил, что это из-за горя, которое они переживали, и послушался, пошел вперед на ощупь, стараясь не порезаться об острые камни, потом у него соскользнула рука, именно та, в которой он держал кеды. Они мгновенно промокли.
— Черт!
Франческо видел всю сцену, но ему не хотелось смеяться. Наоборот. Чем больше он наблюдал за Лукой, тем больше думал, что лучше было спуститься сюда одному.
— Достал.
Лука перевел на Франческо взгляд молодого бычка, на голову которого упала красная тряпка.
— Правда, что ли?! Сам достал, на хрен! Посмотри, куда ты меня завел! Нельзя было поговорить как нормальные люди?! Не могли мы поговорить о…
Комок в горле.
— О Филиппо?
Лука кивнул.
— Иди сюда.
Лука потряс кедами, провел рукой по волосам и продолжил карабкаться к Франческо. Подсел к нему, они помолчали минут пять. Во время паузы Франческо вздохнул, и у него получилось ни о чем не думать. Он просто впустил через нос колкий солоноватый запах. Напрягая слух, он пытался уловить звук каждой капли, всплеска и отлива в радиусе его восприятия. Затем постепенно в яркой темноте звуков и настроений образ Филиппо пробил себе дорогу. Франческо не прогнал его, смотрел и дышал на него. Он смирился с горем. Лука же думал о самых разных вещах: что здесь, внизу, ему не нравится, тут зверская сырость; что одно дело — гонять крыс днем по тротуару у Мареккьи, и совсем другое — чувствовать себя добычей крыс на их территории; что он промочил кеды, испачкал брюки и наверняка найдутся еще какие-нибудь пятна на толстовке, что мать все заметит и что здесь, внизу, ему не нравится. Последняя мысль повторяла первую, и их циклическое воспроизведение не давало Луке покоя.
