— Мне надо идти.
— К кому? К отцу?
Филиппо обернулся и посмотрел в глаза этого странного старика, высящегося перед ним, черного как ночь, но не внушающего доверие, не как тени сосен и кленов. Посмотрел в горящие, как звездные галактики, глаза, только маленькие и острые: гвозди, готовые вонзиться в душу.
— Черт, откуда ты знаешь о моем отце? Кто ты, на хрен, такой?
— Я знаю все об отцах и все о детях. Я знаю, что отцы и дети — это бесформенный пульсирующий внутренний орган мира. Калеки, двигающиеся без ног, полчища с ломающимися голосами. Чем бы ты действительно хотел заняться, когда вырастешь, дорогой?
Филиппо заметил, что из узких губ старика течет липкая беловатая слюна, как у зверей. Как у собак, почуявших кровь. Филиппо сглотнул и ответил:
— Боксом, — но голос опять предал его, как и два часа назад с отцом.
— Как же это замечательно, как замечательно, как замечательно! — воскликнул старик, дико приплясывая. Потом резко остановился, уставившись в глаза Филиппо. Голос его изменился. Теперь он стал гораздо писклявее, чем у мальчика, металлический, уродливый, леденящий душу; поры Филиппо расширились, как если бы каждая клеточка его тела погрузилась в глубину сточного канала. — Подумай только, как расстроился бы отец, узнав, что ты захотел стать этим, ну… инженером в области информатики, к примеру!
Филиппо почувствовал головокружение, невероятный ужас, ощутил, как разверзается твердая земля и как он падает в ее черные недра. Он попытался забраться на велик, но взгляд остался там, прикованный к глазам старика, размахивающего тростью, направленной набалдашником в небо, чтобы вскоре проткнуть резину заднего колеса велосипеда его хищным клювом.
Этим же клювом он зацепил Филиппо за шею, подтянув мальчика к себе. Обхватив, он погладил его липкими руками и приблизил слюнявый рот к уху:
— В моем мире нет боли, дорогуша. В моем мире — только звездная сперма, абсолютное головокружение и бездна.
И тогда Филиппо почувствовал, что невыносимый жар спускается по ногам к кроссовкам. Он вспомнил, как мама прижимала его к груди, когда он был маленьким. Вспомнил все самое приятное, успокаивающее, нежное. Почувствовал запах горячего шоколада со сливками, который готовила им мама Франческо, почувствовал обжигающее удовольствие от сна с открытыми глазами, в котором он видел себя взрослым и состоявшимся, когда все обращаются к нему на «вы» и просят придумать новую видеоигру про межгалактические приключения для продажи по всему миру. Он почувствовал боль, невыносимую боль. И захотел закрыть глаза. Но не смог.
