Все меня в пятнадцатом блоке знали. Делильщицы масла, их трое было, и повариха была, и уборщица - все меня знали. Смеялись сперва. "Глянь! Опять к переляканому! Как собачка…" - повариха так говорила. А уборщица, пожилая была, ей ответила: "Дай Бог, чтоб за тобой так бегали, Марья Санна…"
"За ней не побегут! - Фоменко смеялся.- Бона сама от кого хочешь убежит. А? Марь Санна?"
Он тоже ко мне привык. Я ему куртку овечью достала. Болгарскую куртку. Он ее под халат надевал. Меня всегда пропускал. Только стукну в окошко, он тут.
"А-а! Сабина! Прохо-о-одь! Диагноз у Богдана твоего той же самый. Температура нормальная, а клетки на торможении… Иды, иды, побачишь сама…" Я шла. Я никого не боялась в палате. Ни старых, ни молодых. И они меня не трогали. Они нормальные были люди. Как ты и как я, как любой каждый. Только голодные очёнь. Бог мой, какие голодные! Собака бездомная больше ела. Делильщицы масла им мало давали, хлеба мало давали. Кашей жидкой кормили. На воде кашу варили. А на стене листок в столовой висел. Про мясо было на листке написано, про виноград и помидоры,
Я что могла, то носила. Я всех их жалела. Я помидоры носила, я им отдавала. Богдан не ел помидоры. Я принесу, первые из теплицы, на кровать сяду.
"Богдан! - прошу.- Поешь…"
Он не ел. Мне обидно было. Он любил помидоры. Он брынзу любил. Я овечью брынзу ему носила. Свежую, мягкую, а он не ел. Фоменко все забирал, а меня успокаивал: "Ничо-о-ого! Вылечим…"
С утра начинал лечить. В палату входил: "Подъем, рота!-кричал.- Слушай приказ! Переходим на летнюю хворму одежды: халат и кальсоны сатиновые. Байковые всем сдать на хранение. Срок - одна минута…"
Все его слушались. Все боялись. Он всех по утрам пересчитывал. Во двор выводил на "тэрапию" - землю копать, цветы садить и деревья известкой белить.
"Раз, два! Раз, два! Рота, стой!" - кричал.
Доктор из белого домика выходил.
"Тимофей Ларионыч! Не пережимай… Здесь не казарма, Тимофей Ларионыч…"
"При чем тут казарма! - огрызался Фоменко.- Тут дисциплина должна быть. Устав и порядок!"
"С тобой не соскучишься…" - отвечал доктор и прятался в белом домике ногти пилочкой чистить и "Нравственные письма" дочитывать. В пятнадцатый блок только вечером заходил. Шел между койками, нос морщил. Лекарство больным давал, чтоб спали ночью. Фоменко над ним смеялся.
"От чита-а-атель! Лекарство им! Лекарство - химия!" - а "химию" у людей отнимал. Пьяным делался, а не шатался. Спать не давал. Кто не по уставу халат снял, свет включал. "Рота, подъем!" - кричал.
