"Богдан! Мой Богдан! Посмотри на меня! Ты забыл Сабину свою? Богдан? Забыл? Это я, я пришла к тебе, я. Слышишь, как сердце мое стучит? Богдан, мой Богдан. Видишь, тепло к нам пришло? Скоро акации зацветут. Ты не болей, мой родной. Тебе не надо болеть. Тебе историю рисовать надо. Никто, кроме тебя, не нарисует историю нашу. Ты сам говорил - никто. Я тебе красок достану - белила достану, аквамарины и сурика. Услышь меня, Богдан. Родной мой, услышь!
Как в стену мои слова. Не слышит Богдан. Смотрит в окно.
Фоменко к нему подошел. В лицо заглянул, ладонью своей по щеке его хлопнул.
"Та-а-ак! Поставим диагноз! - сказал.- А ну-ка, в очи мени гля- ды! - И мне подмигнул:-Усё ясно! У него сичас торможение нервных клеток. Есть такие клетки в голове. Ниче-е-е! Вылечим… Фомэн- ко всех вылечит… Прыходь через месяц, дивчина!"
"Я никуда не пойду! - я сказала.- Богдан! Я буду с тобой. Слышишь, Богдан?"
"Ты шо? Руську мову нэ розумиешь? - спросил Фоменко.- Я диагноз тебе сказал: в торможении он…"
"Не пойду! Никуда не пойду!" - я ответила. Усмехнулся Фоменко, усы свои рыжие облизал, похлопал меня по плечу:
"Не-е-е! Так не пойдет дело. Это ^медицинское учреждение, а не гостиница…" - И за руку меня потянул. Бог мой! Какая рука у него была сильная, крепче клещей рука. Поднял меня с кровати. На руки поднял. Я вырваться не могла. Понес меня к двери, успокаивал, как дитя малое: - И чего, спрашивается, переживать? Така гарна дивчина! Найды соби цыгана! Живи з им, кохайся…"
"Не нужен мне цыган! Никто мне не нужен! Мне Богдан нужен… Вылечи его, доктор. Богом прошу… Я тебе денег дам! Сколько душа твоя хочет, дам…"
"Денег? - переспросил Фоменко и на ноги меня в коридоре поставил-Деньги- цэ дело хорошее… Тут надо подумать. Тут тэра- пия надо. А тэрапия - это ого-го-о! Ниче, нэ журысь. Вылечим. Раз Фомэнко сказал, значит - вылечим…"
Видела я, как он лечил. Я все видела. Я всю их жизнь, с утра и -до вечера, видела. Я каждый день почти приезжала в Кислицы. Все меня уже знали. Всем я Хрущевы возила. Была у меня удача. Хрущевы пошли. Чистые, новые. Гажё проезжих много было в Ахиллее. К теплу, к морю ехали. Я на вокзал ходила, я чемоданы брала, вещи брала, кошельки толстые. Я ничего себе не купила. Я все в Кислицы везла. Через будку собачью шла. Курице старой мохера дала, два мотка. "И как ты угадала, что мне мохер нужен? - она спросила.- Иди! Иди! Хоть живи у нас",- так сказала.
В ночь-полночь я могла прийти.
