— И байку про кражу огня.
— Она самая странная из всех.
— Дионис говорил как-то... — сатир задумывается, припоминая, — что познание огня богов дало людям нечто, что могло бы уравнять их с бессмертными.
В тишине ночи тревожно кричит вылетевшая на охоту сова. Летучие мыши мелькают, пролетев через свет лунного диска.
— Не знаю, что это могло быть, — слышится бульканье. — Сколько веков прошло — люди те же. Однодневки родом, дети случая и нужды, их первое, недостижимое счастье — не рождаться вовсе, второе — умереть вовремя. Вакх любит шутить. Разве можно верить Вакху?
— Но ты же не будешь отрицать, что Прометей был привязан к этим игрушкам богов?
— Но не настолько, чтобы из-за них вызвать ненависть хозяев Олимпа... Силен говорил мне, что титан просто зарвался и был наказан за наглость.
— Но наказание было сурово даже для нахала. А?
— Боги жестоки. Пан говорил...
— Да, что говорил Пан?
— Что Прометей владеет каким-то древним знанием, дающим возможность увидеть будущее.
— Хм? Даже люди могут предсказать будущее.
— Я говорю о будущем самих богов.
— А... Но если он прозревал будущее, то почему оказался прибит к скалам?
Бульканье бурдюка заменяет ответ.
— А я всегда считал, что все это лишь предлоги. Нужно было убрать самого опасного из потомков старших отпрысков Урана. Особенно когда восстал Тифон, и стало ясно, что Зевс не всесилен.
— Странно. Эту историю помнят все, но каждый рассказывает ее по-разному.
— Созвучны лишь эпитафии. Может быть, она чем-то задевает нас.
— Но чем?
— Живи настоящим. Глянь-ка лучше на нашу богиню. Кажется, она выходит... О боги! — сатир кривляется и беззвучно смеется. — Я горю священным огнем!
— Я тоже! Какая грудь!
— Какие бедра!
— Идем, а то она первая возьмется за копье.
— Какое?
Хихикая и надевая маски, сатиры выскакивают из кустов. Остановившись на кромке воды, девушка не высказывает ни страха, ни удивления. Когда сатиры приближаются, она поднимает руки. Движения ее хлестки, как выпады змеи. Лапы сатиров будто попадают между спиц раскрученного колеса, их маски сбиты, и вот легкими, как хлопки крыльев касаниями, богиня дотрагивается до их лиц.
И они слепнут. Навсегда.
* * *
Проходят века, прежде чем переменившийся ветер доносит распятому богу весть о приближении кого-то, равного ему.
Принесенный западным ветром, бог Гермес усаживается на уступ скалы. Последний раз вздрогнув, крылышки его сандалий устало опускаются.
— Здравствуй, сын Эвримидонта и Фемиды! — улыбаясь, говорит он.
