Так или не так, но приятелю не приходит в голову спорить.
Рассыпая по плечам гриву черных волос, девушка встряхивает головой. Потом втыкает в песок подобранное под ногами копье. Голос сатира снижается до испуганного шепота:
— Слушай, я узнал ее. Это Афина!
— Что?! — его приятель озадачен. — Приемная дочь Зевса? В самом деле?
— Мы с тобой чуть не попали в неприятности.
Разбежавшись на мелководье, и по-детски взвизгнув, девушка скрывается в воде, чтобы вынырнуть почти на середине озера.
— Ерунда, — говорит второй сатир. — Ты ошибся. Возьми это и запей свой испуг.
Следя за купанием, оба прикладываются к бурдюку, в котором приятно булькает неразбавленное вино.
— Нет, правда! — испуганный настойчив. — Это она
— М-м-м! — неторопливо выдает второй. — Может быть. Ну и что? — и он делает еще глоток. — А так ли я слышал, что ее истинный отец неизвестен?
— Иные рассказывают байку о рождении из головы Зевса.
— А также материнстве Метиды, отцовстве Итона, или Паланта...
— ...или Посейдона. Сам знаешь, чего стоят подобные рассказки. Ничем божественным она пока себя не проявила.
— Не считая того, что она божественно хороша!
Следует заполненная бульканьем пауза.
— Зевс, как говорят, к ней весьма привязан. Только она осмелилась просить за титана, имя которого запретно на Олимпе.
— Ты о Прометее? Он по-прежнему распят.
— Но и Афина не была наказана.
— В конце концов, женщина — она всегда женщина. Говорят еще, что преемница Зевса до сих пор девственна. Не стоило бы нам научить ее главной радости жизни?
— ?!
— Может быть, потом она будет даже благодарна.
— Безумец... А Зевс?
— Для них все сатиры на одно лицо. И да познает она таинство любви, стоя треножником. А темнота? — сатир смотрит на ясную луну. — В конце концов, у нас с тобой есть маски.
Колебания проходят. Беззвучно посмеиваясь, сатиры извлекают из сумок деревянные личины, без которых с легкостью могли бы и обойтись, ибо данный природой их лик и так достаточно уродлив. На плешивых, сморщенных в вечной гримасе головах торчат крохотные как у ягнят рожки, а конские хвосты, выдавая плохо сдержанное возбуждение, то и дело хлещут по животам и ничем не прикрытым бедрам.
Булькая остатками вина, сатиры дожидаются конца купания.
— Правда или нет, — говорит один из них, — но рассказывают, что именно она открыла Прометею черный ход на Олимп.
— М-м-м... Зачем?
— Будто бы приглашая на свидание.
— Гм... — сатир ехидно скалится. — А не сам ли Зевс пустил этот слух? В истории с титаном он бы его неплохо оправдал. Намного лучше, чем анекдот про розыгрыш с мешком костей.
