При подобной аргументации он не смог бы этого сделать. Он сам не знал, какие у него планы. И он смотрел перед собой, замкнутый, упрямо остановясь посередь дороги.
— Это только мое, — сказал он с надменностью и болью.
— А можно поинтересоваться или как?
— Преуспеть в жизни, — сказал наконец Матеус Коррейя с усилием и стыдом.
Она открыла рот и посмотрела на него с ужасом.
Прошло мгновенье, и дом снова обрел равновесие на своей улице, и, покоренная в стенах своей столовой, она произнесла:
— Конечно, Матеус.
— Ты согласна? — оживился он, и, не зная еще, что муж умрет от сердца, она испугалась его радости.
— И не подумай, что я воздушные замки строю, у меня в голове все по дням расписано, поняла? Как ты думаешь, а?
— Про что?
— Да про то, что я сказал, черт возьми, Лукресия! — воскликнул раненый боец, не отступая.
— Как я могу знать про то, что ты сказал, — пробормотала она с раздражением и отчаянием… Это был единственный раз, когда они столкнулись лицом к лицу.
Прелесть всего этого была в том, что она настолько заплуталась, что ощущала себя ведомой насильно. Богатая и потерянная, шла она дальше, и открывались кино, и множились в зеркалах жесты и лица. Он спрашивал, она отвечала, и не собрать было мыслей: она не смогла даже удержать в памяти некоторые фразы.
— Хочу купить белого газу на блузку, я ее вышью крестом!
Надо было ему об этом сказать.
— Я сколько уж времени бананов не ела… — Она слегка потянула Матеуса за лацкан пиджака, а он отклонился досадливо. — Я такие драгоценности в витрине видела, Матеус!.. Матеус! У меня губы потрескались, — сообщала она.
А однажды в зале, полном людей, она высказалась так:
— Риголетто — это ведь Риголетто. Навсегда.
И сама испугалась. Словно из других времен было подобное мнение. Настолько, что если б в зале были молодые, то взглянули бы на нее с любопытством. Лукресия со страхом угадала это.
Город Сан-Жералдо не был больше на пороге своего рождения, и она потеряла свою прежнюю значимость и свое незаполнимое место в прежнем захолустье. Существовал даже проект постройки виадука, какой соединил бы холм с нижним городом… Участки на холме уже распродавались под будущие особняки… Куда уйдут лошади?
Безмолвные свидетели пришествия людей и машин, лошади смиренно перебирали ногами. Отмахивались хвостом от солнцепечных мух.
В ту пору Лукресия Коррейя причалила наконец к тому, что происходит. Придя к мысли, что видела весь этот прогресс в мечтах и отсюда почерпала свою силу. Узнавая то здесь, то там знаки своего строительства.
