Тогда она возобновила свои прогулки, и новая жесткость родилась в ней по отношению к мужу. В те времена он стал работать уже меньше, и случалось ему проводить долгие часы дома, скучая. И если оба решали, что сегодня не выйдут, то каждую минуту сталкивались по комнатам, в раздражении.
Один из них был здесь лишний, теперь, когда Лукресия обрела былое могущество. За столом он скатывал хлебные шарики, на что жена смотрела нахмурясь, или комкал обрывок газеты, бросая ей в голову.
— Рассеку тебе мозговицу надвое, — он шутливо называл голову мозговицей. Она бледнела.
За порогом своего дома она чувствовала себя счастливой, раскрывала с треском солнечный зонт, еле удерживая равновесие на ветру.
Да, город Сан-Жералдо был хорошо оснащен. Иль скоро поднимет якорь? Но какой курс возьмет судно из камня, что уже создало себе славу?
По возвращении она находила Матеуса нервно курящим. Едва завидя ее, он гасил сигарету, смяв и тыча в пепельницу с явным удовольствием, придавив и сломав, еще не погасшую. Оба смотрели на растерзанную сигарету как зачарованные. Она — вся уйдя в себя, словно только что на ее глазах свернули шею петуху.
Отношения между людьми здесь все больше и больше обострялись, и даже Матеус, не принадлежавший к этим землям, становился раздражителен и сух. Подойдет вдруг к окну и скажет, словно приказав жене остаться — ибо присутствие Лукресии, такое победное, душило его:
— Ладно. Пойду на звездочки взгляну.
Одна только Лукресия не испытывала гнета города. Когда кто-нибудь жаловался, что приходится долго ждать трамвая или трудно нанять квартиру, Лукресия Коррейя опускала глаза, стараясь скрыть, что ведь это она во всем виновата.
Но когда бывала у врача, становилась красноречивой, фразы сыпались одна за другой, все более объяснительные и запутанные:
— Собственно, это даже не боль, доктор, это скорее впечатление какое-то, а потом я целые месяцы ничего не чувствую… Не скажу даже, что оно неприятно, знаете? Ах да, и еще у меня вдруг озноб бывает, — добавляла она помолчав, с высокомерием.
Врач слушал, притворяясь, что думает. С сонным лицом записывал каясдое слово женщины. О, она была раздражающе необычна. Город Сан-Жералдо был теперь полон необычных женщин, которые любили ходить по врачам. Лукресия надевала обычно лучшее свое платье. Вот и теперь она скромно ждала приговора. «Вам нужен отдых, сеньора, побольше отдыхайте». Она выходила, гордая и спокойная.
— Подай мне мою вышивку, Матеус! — говорила она тихо, скрывая свою силу.
