Пройдя их площадку, старуха часто останавливалась, глядела на них из-под мышки, ждала. Долго возилась с ключами на шестом этаже, наконец, захлопнула дверь и затихла.
Иван Петрович сразу же кинулся к девушке. Надо было опять начинать все сначала.
— Нет, — заговорила девушка. — Хватит, не надо!.. На сегодня хватит... здесь нельзя.
— А где? — спросил Иван Петрович с выдохом, принимаясь опять за пальто.
— Нигде, — отвечала она, но не очень твердо. — На сегодня хватит.
— Нет! — вскричал Иван Петрович. — Как раз сегодня не хватит! Так нельзя!
— Можно, — сказала девушка быстро.
— Нет, нельзя, — сказал Иван Петрович, раскрывая пальто.
— Можно... — еще раз сказала девушка и замолкла.
Под пальто было все, как он оставил: все, что расстегнуто, было расстегнуто; все, что отогнуто, оставалось отогнутым. И от этого Иван Петрович опять зашелся и ринулся целовать и гладить девушке тело, а она отступала немного быстрее, чем прежде.
Они уже так перепутались, что иногда, целуя вниз, куда-то в тело, Иван Петрович попадал на себя и целовал по ошибке свое плечо или руку и только тогда замечал.
Неожиданно девушка по локоть закинула руки Ивану Петровичу за плечо, привстала и крепко прижалась к нему. Ей было некуда уже отступать.
Иван Петрович слабо, но настойчиво толкал ее переступить слегка назад, она подалась, они согласно сделали вдруг этот шаг, прикоснулись к стене...
И вот, наконец, было все.
Потом они недолго постояли, прижавшись; девушка, ошеломленная, ушла к себе в квартиру, а Иван Петрович с ее телефоном спустился по лестнице к выходу, вниз.
Он вышел из парадной, словно весь изнутри и снаружи промытый, добрый, свежий. На улице стало темно и просторно. Целый день его обидной зависимости был окончен. Ближний бой, который ему навязали, он выиграл.
Но вот он думает: а кто победил? Пусть он выиграл бой, но ведь бой состоялся? Не того ли и добивались все те, кто желали ему такого ближнего боя? Ясно, что так или иначе, а победа должна быть его, он мужчина, это все совпадает с законами, так по природе. И он, очень слабый, чтоб все изменить, только и смог, что ускорить победу, уменьшить длительность боя — и то было трудно, целый день на это ушел у него. Правда, мог бы и месяц, и год, даже больше. Значит, всё же хоть слегка победил? Только очень слегка, очень мало.
Эта игра, по законам, с приемами, к этому женщины сами его приучили (зачем это им?), и вот что хуже всего: ведь он знает, если он искренен с ними при этом — так и искренность входит прекрасно в игру, игра получается — лучше не надо, какой не придумаешь так ни за что.
