— А нет такой воли… к бездействию? — спросила Галя, немного подумав.
Ваня покачал головой:
— Нет. Тогда это не воля. На войне я это хорошо понимал. И я буду конструктором, — сказал он твердо. Затем добавил не совсем твердо: — Если меня не убьют.
Анка в невольном движении протянула к нему руку в темноте.
— Зачем ты говоришь так? Это невозможно! Тебя не могут убить. Никто из нас не может умереть, Ваня, мы живы и будем вечно жить! — сказала она вдруг с глубокой и прелестной верой в бессмертие человека и в свое собственное бессмертие.
То был ее голос внутренний — чувство вечности жизни, что существует в каждом человеческом сердце, пока оно юное, и дает ему, вопреки всем другим доводам, чудесную надежду, что мертвым оно быть не может.
Ваня тихонько рассмеялся. Потом добавил задумчиво:
— Значит, ты, Галя, по-прежнему хочешь стать актрисой? И ты, Анка, состоишь в этом кружке?
— Не говори мне ничего! — воскликнула с горечью Анка. — Если я когда-нибудь и умру, то это случится, вероятно, в тот момент, когда я буду выбирать себе профессию. Я всегда так волнуюсь при этом, что никогда не знаю, чего мне хочется в жизни. И кончится это, вероятно, тем, что я получу в аттестате одни тройки, и мне останется только поступить в зубоврачебный техникум.
— А просто жить из вас никому не хочется? — спросил он вдруг так же тихо и так же пытливо, как спрашивала Галя.
Они не поняли его.
— Как это можно хотеть просто жить? — удивилась Анка. — Разве есть такие люди?
— На войне есть такие люди.
— Что значит — просто жить? — спросила Галя.
— Это значит — не умереть.
— То есть бояться смерти, — сказала Галя с презрением. — Но ведь тогда это трусы.
— Это не трусы, — сказал Ваня, покачав головой. — Жить на войне — не значит бежать от смерти. А это значит — наступать на смерть, поворачивать ее к себе спиною. Солдаты знают это, когда идут в атаку. Это очень трудно и тоже требует воли, такой высокой, что она поднимает человека до самых легких облаков и проносит его выше смерти, и выше всякой боли, и выше всякой мысли о себе. И тогда ты побеждаешь.
— Это, значит, победа? — сказала Галя.
Он кивнул головой.
Галя подошла к нему ближе и спросила:
— И ты знаешь это?
Он пожал плечами и сказал:
— Не я один, на войне все знают это. Мне очень неловко. Я, кажется, много болтаю, и это совсем неинтересно. Вероятно, все, кто приезжают с фронта, много говорят.
— Нет, это очень интересно, — сказала Галя.
Она больше ни о чем не спросила.
