— Олег хорошо целует?
Я дрогнула — этот вопрос, этот взгляд…
Это было четырнадцать лет назад, вот в такую же предновогоднюю ночь. Я лежала в полумраке своей комнаты и орошала подушку горькими слезами, страдая от неразделенной любви к однокласснику — парню своей лучшей подруги. А та, как мне казалось, назло, специально давила на психику, рассказывая подробности их свиданий, до нюансов передавая впечатления от первых объятии и поцелуев. Мне только исполнилось пятнадцать, но я уже казалась себе никому ненужной старой девой, у которой нет будущего — все в прошлом. Мир казался черным, люди — злыми, посланными специально изводить меня.
За стеной шуршали книжные листы — казалось, также мне назло. Я не выдержала и пошла в комнату братьев.
Андрей сидел за столом, обняв колено руками, и при свете настольной лампы читал книгу. Я не знаю, что тогда случилось, может, повзрослела в одночасье, а может… нет, не знаю. Я просто увидела его обнаженный торс, по которому плыли тени, и поняла, что мой брат намного красивее Ярослава. Тому было пятнадцать, Андрею — двадцать четыре.
— Что-то случилось, Аня?
Андрей выжидательно смотрел на меня, и было в его взгляде что-то странное, завораживающе манящее и теплое. Оно пряталось на дне черного зрачка.
— Научи меня целоваться, — брякнула я неожиданно для себя.
Он смутился, но тщательно прикрыл смущение суетливыми движениями: закрыл книгу, сел нормально, махнул мне рукой, приглашая зайти.
— И чем вызвана подобная просьба? — голос с хрипотцой, взгляд пытается быть строгим и все соскальзывает со стен, пола, мебели, стремится ко мне и одновременно боится найти. И вдруг Андрей сорвался, приблизился ко мне и заглянул в лицо:
— Что случилось, малыш? Тебя кто-то обидел?
Я испугалась, что он меня прогонит, отругает за непристойную просьбу, расскажет о ней родителям, Алексею и Сереже. Я опять заплакала и принялась, как мне казалось, складно придумывать доводы и объяснения. Он сел рядом и внимательно слушал, перебирая мои волосы и кивая порой невпопад, а потом тихо заметил:
— Я твой брат.
Он не пытался создать непреодолимую преграду, а обозначил зыбкую границу досадного препятствия.
— Я прошу всего лишь о поцелуе. Думаешь, будет лучше, если меня научит этому чужой дядя?
Лицо Андрея окаменело, брови нахмурились. Ему явно не понравилось последнее замечание.
— Сестра не целуется с братом. Это не правильно.
Это потом я поняла, что он убеждал не меня — себя, не мне объяснял — себе.
