Передав данные Чумы в “десятку”, усердно занимающуюся розыском похищенных стволов, Пакуро и Борис, заручившись санкцией прокурора, ясным утречком покатили во Владимирскую губернию.
— Ты знаешь, — говорил Борис, пристально глядя на несущуюся под капот автомобиля трассу, бывшую дорожку российских каторжников, — смущает меня это послание… Ну, откуда этому Хвастунову знать тюркский язык?
— Хотел запутать дело, разберемся, — отмахивался майор.
— Что дело хотел запутать — не сомневаюсь, — отвечал Борис. — Но кто автор надписи? Ведь он — свидетель, так? Может, какие азербайджанцы в поселке живут?
— А может, приезжали помидорами торговать, — бесстрастно отозвался Пакуро.
— В любом случае, давай сначала наведаемся к участковому.
Постучав в дверь дома, где жил участковый, облокотились на перила крыльца, слыша неспешный скрип половиц и сонное покашливание бредущего через сени хозяина, — до сей поры, видимо, наслаждавшегося послеобеденной дремой.
— Во, где служить надо! — шепотом позавидовал Боря.
— Да как сказать, — возразил Пакуро. — У них в этом колхозе целый бандитский выводок, тут впору филиал РУБОП открывать…
Раздался лязг запора, и на пороге появился одетый в одни лишь длинные цветастые трусы до колен, тучный, загорелый человек — черноволосый, с ухоженными густыми усами.
Кавказское происхождение хозяина дома было очевидным.
Представившись, извинились за нарушенную сиесту, и прошли в просторную чистую комнату, оклеенную голубенькими обоями в веселых цветочках.
Пакуро вкратце объяснил суть дела. Затем, выложив перед участковым копию послания убийцы, спросил:
— Как думаете, кто в поселке мог это ему перевести?
Усы участкового возмущенно зашевелились. Округлились глаза.
— Да я ему и перевел! — выпалил с негодованием. — Пришел, попросил… Я же под Баку родился…
Борис захохотал, откинув назад голову.
— Вы чего смеетесь? — опешившим тоном произнес блюститель сельского правопорядка.
— Ваша улица полна неожиданностей, — нейтральным тоном пояснил Пакуро.
— Галифе у вас есть? — спросил Борис хозяина дома, кивнув на его семейное нижнее белье.
— Конечно…
— Советую надеть. Фуражечку возьмите. И — пойдем к нашему общему подопечному. Заждался, небось…
Хвастунов, облаченный лишь в плавки и в пластиковые растерзанные шлепанцы, лежал на надувном матрасе в гамаке, установленном посередине садика, с вниманием читая детектив в характерной убого-пестренькой обложке.
Узрев идущих к нему навстречу двух мужчин в аккуратно выглаженных брюках, одинаковых белых рубашках с короткими рукавами и строгих галстуках, за которыми, отдуваясь, семенил, отирая пот со лба, тучный участковый, небрежно отбросил книжку в сторону и, болезненно и понятливо кривясь, привстал.
