Канарский вариант - Андрей Алексеевич Молчанов

Берег…

Неужели он добрался до него? Неужели сумел?

Он потерянно уставился на неуемно дрожащие пальцы со сморщенно-разбухшей, выбеленной морской водой кожей…

В глазах еще плясали блики от ламп аварийного освещения, слабенько мерцающих в зарешеченных матовых колпаках, в ушах стоял скрежещущий треск сварных перегородок и нудное капание просачивающейся через поврежденную обшивку крейсера воды.

Лодка была из последних, спешно штампованных под лозунгом «Ни одного дня без новой субмарины!» — без клепки корпуса, трещавшего на глубине, как сдавленный тисками орех.

Какие-то считанные часы назад он еще находился в торпедном отсеке обреченного корабля, застывшего на грунте, содрогающегося от взрывов глубинных бомб, которыми вслепую гвоздили пучину английские эсминцы-охотники типа «трайбл» — мощные, маневренные, умеющие терпеливо преследовать свою неповоротливую, хотя и коварную добычу.

Впрочем, один эсминец они торпедировали, однако другой неукротимо мстил за выведенного из строя собрата.

Со звоном лопалось, раздирая пучину, начиненное тротилом железо, с хрустом осыпались плафоны освещения, пробочная труха отлетала с перегородок, заполоняя спертый воздух своей летучей взвесью; падали, обдираясь о ходящую ходуном сталь, люди.

Субмарина, продув балласт, дрожала от напрасных усилий моторов, пытаясь всплыть, сдаться на милость победителю, но то ли винты попали в ил, то ли ко дну присосало брюхо, или же вода, пробившаяся через прорехи, тяжким грузом заполонила отсеки — как бы там ни было, крейсер беспомощно ерзал по дну, шумы его летели предсмертным отчаянным воплем в гидролокаторы противника, а он, чувствуя себя частицей корабля, отчетливо сознавал: нет, им не подняться наверх — амба! И единственный шанс на спасение, крохотный, призрачный, — попытаться выбраться наружу через торпедный аппарат, благо глубина составляла пятьдесят метров, и рискнуть стоило.

Накал ламп тускнел, батареи неуклонно садились, выделяя взрывоопасный водород, регенерация воздуха слабела, и духота уже явственно стесняла дыхание. Драло горло от едких кислотных паров: через края эбонитовых баков при контузии лодки бомбой, видимо, плеснул электролит.

Капли воды на перегородках сливались в медленные струйки, неуклонно образовывая лужицы на полу.

И вдруг — тишина.

Визгливые винты эсминца затихли. То ли опустели стеллажи бомб, то ли начавшийся шторм вынудил капитана дать «дробь атаке», а может, застопорив винты, англичане выжидали повинного всплытия подводного корабля.