Саам хмыкнул, снова промолчав.
— А зачем к гаражу приехали? Кто вам позвонил? Что сказал?
— Никогда тебе не стать майором, капитан. — деланно зевнул Саам, давая понять, что разговор окончен.
Глядя в спину уходящему следователю, Саам вспомнил, как он крутился вокруг Северины, уговаривая её рассказать всё, что знала. Пичугин караулил её у ворот детдома, ловил на дискотеке, таскался следом, как увязавшийся пёс.
— Ты ведь всё время была с ними, они тебя убьют, — пугал он девушку. — А если всё расскажешь, мы возьмём тебя под защиту.
— Я ничего не видела, ничего не знаю. — упрямо твердила Северина, наматывая локон на палец.
Следователь заходил с другой стороны:
— Пойдёшь как соучастница! В колонии для несовершеннолетних таких красоток очень любят.
Северина молчала, хлопая ресницами, будто не понимала, о чём речь.
— Девочка, — сдавался Пичугин, — ты же такая молоденькая, что же ты делаешь.
— Я ничего не делаю, — словно дятел, долбила Северина, и капитан утирал со лба пот.
Как-то он принёс ей плюшевую игрушку и, краснея от нелепости подарка, всё же вытащил его из сумки. Девушка прижала мишку к груди, как родного, и никогда с ним не расставалась. Следователь часто встречал её в городе с ним в обнимку, и ему хотелось взять её на руки, как эту игрушку.
А когда Северину арестовали у школы, где она продавала героин, игрушку выпотрошили и нашли пакетики с белым порошком. Северину отвели в камеру, а вывернутого наизнанку мишку выбросили в мусорный бак, из которого он выглядывал, как подкидыш.
В камере Северина свернулась на узкой лавке и тут же заснула под капель ржавого умывальника, но полицейская тётка с жёсткими, как щётка, волосами разбудила её, заставив отвечать на вопросы. Вкрадчивым голосом она выспрашивала про друзей, наркотики и жизнь в детском доме, но выходило фальшиво, и девушка кривилась, отмалчиваясь или отвечая невпопад.
— Тебе нравится в детском доме? — глупо спросила тётка и зарделась.
Северина демонстративно отвернулась к стене.
— А кто дал наркотики?
— Нашла на улице.
— Ты плохо кончишь, — зло сверкнула глазами тётка, выходя из камеры.
В прокуренном кабинете собрались опера, тусклая лампочка устало щурилась, едва освещая их уставшие, сонные лица.
— Если бы она стояла у школы, где мои учатся, я б её своими руками, — сложив руки на горле, показал долговязый.
— С неё что взять, — отмахнулся другой. — Сам знаешь, для кого она торгует.
— Мы их, туда-сюда, ловим, а прокуратура выпускает, — перебив его, разрезал воздух ладонью толстяк.
