«Оно, в принципе, и без денег неплохо»
— Ну, так как? — Дроботецкий выжидательно смотрел в мою сторону. Конечно, он уже знает ответ!
— Нет, спасибо. Восемь тысяч меня устроит.
— Договорились! А твоего священника мы найдем обязательно. Он, наверное, уже беспокоится, куда ты пропал.
— Да, наверное, — вдруг сообразил я.
— Ладно, ты отдыхай пока. Димка что-то запаздывает. Как подойдет — возьмет еще пару анализов. А завтра, если все будет нормально, я устрою тебе встречу с отцом Василием. Говоришь, от того что перекрестит, мышцы немеют?
Я кинул.
Дроботецкий в задумчивости потер переносицу:
— Ну, дела…
— Га-а-аворят, мы бяки-буки… — мычал я, приближаясь к жилищу наркоторговца. Мелкого, конечно, крохотного такого наркоторговца, но все равно нехорошего человека. По своей нехорошести он вряд ли захочет поделиться деньгами добровольно. Заставим.
Ну, это если надо будет. Пока что я вежливо позвонил, культурно дожидаясь, пока мне откроют. Ждать пришлось долго. Потому я изящно облокотился на кнопку звонка: терпение — одна из моих добродетелей!. За дверью послышался жизнерадостный мат, что было вполне закономерно: противно просыпаться посреди ночи, да еще под такой пронзительный звон. Ну, насчет последнего он сам виноват. Надо было поставить вовремя мелодичный звонок — продрал бы глаза под пение соловья.
Шарканье босых ног за дверью наконец стихло. Смотрит в глазок.
— Открывай уже, — я был настроен миролюбиво. — Чего за дверью держать-то?
Дверь, кстати, была новая. Неужто опять начнет выпендриваться? Эдак один ремонт в копеечку выльется.
Похоже, хлопца за дверью волновали схожие мысли: замок заскрипел и открылся. На пороге возник трясущийся хозяин квартиры.
— Чего тебе?
— Денег, — признался я. — У меня финансовый кризис.
— Денег нет, — глухо заявил наркоторговец. — Я на мели.
Я же говорил: добровольно не отдаст.
— Убью, — вежливо предупредил я. — Лучше сам достань.
Он побелел еще больше, но не сдался:
— Осталось триста рублей. Это все.
— Да ну? Продаешь наркотики — и без денег?
Он пожал плечами. Мол, делай, что хочешь, а мне добавить нечего. Может, и правда не врет? Или врет?
— Меня на счетчик поставили, — хмуро сказал он. — За то, что вовремя не рассчитался. Ты сам последние бабки унес. Понятно теперь?
Предо мной стоял смертельно уставший человек. Уставший до такой степени, когда страх отступает. Он и не боялся: смотрел на меня спокойно, даже с некоторым достоинством. Даже дрожать перестал.
